Брюно Дюмезиль - Королева Брунгильда

Сюжет «Песни о Нибелунгах» находит прямые параллели в скандинавской литературе, в частности, в «Старшей Эдде», в «Саге о Вёльсунгах» и «Саге о Тидреке» {1059} 1059 Buschinger, Danielle. Les éléments mythiques anciens dans le Nibelunglied, considéré comme adaptation (double cohérence?) // La Chanson de geste et le mythe carolingien: mélanges René Louis. Publiés par ses collègues, ses amis et ses élèves à l'occasion de son 75 anniversaire. Argenteuil: Comité de publication des Mélanges René Louis, 1982. T. 2. P. 1201–1216. . Однако скальдическая поэзия была записана только в XIII в., и точно датировать появление каждого произведения невозможно. Кроме того, нельзя пренебрегать иностранными влияниями на скандинавское «воображаемое». Некоторые персонажи, как Атли (Аттила), Тидрек (Теодорих) или Гуннар (Гундахар), прямо происходят из франкского эпоса. В «Эдде» и сагах они приобрели также явно скандинавские черты, в том числе отмеченные чертами язычества.

Это относится к валькириям, божественным девам-воительницам, которые сопровождают в загробный мир души воинов, павших в бою. В очевидно древнем рассказе «Речи Сигрдривы» одну из этих бессмертных дев, по имени Сигрдрива, великий бог Один обрек на смертную жизнь. Герой Сигурд находит ее спящей на вершине горы, обнаруживает, что это женщина, после того как снял с нее кольчугу при помощи меча, и влюбляется в нее. Впоследствии цепь роковых случайностей приводит обоих к гибели {1060} 1060 L'Edda poétique. Textes présentés et traduits par Régis Boyer. Paris: Fayard, 1992. P. 623–632. [Русский перевод: Старшая Эдда / пер. А. И. Корсуна. СПб.: Наука, 2005. С. 109–112.] . Однако в последующих переработках рассказа имя Сигрдрива меняется на Брюнхильд (Вrynehildr), и ее приключения в обществе Сигурда очень напоминают (по крайней мере куртуазностью) перипетии «Песни о Нибелунгах». Причины этой замены по-прежнему загадочны. В качестве чистой гипотезы можно предположить, что такому превращению могли способствовать составные элементы имени Брюнхильд («панцирь» и «бой»). Тем не менее ничто не позволяет утверждать, что автор, придумавший легендарную пару — Сигурда и Брюнхильд, имел хоть малейшее представление о приключениях исторической пары — Сигиберта и Брунгильды. Котел, в котором создавались мифы, кипел так долго, что вероятные первоначальные ингредиенты уже не поддаются идентификации.

Становление двойного персонажа

Наконец, с XIII в. под Брунгильдой стали понимать двух совершенно разных персонажей: с одной стороны, это была королева Франции, погибшая страшной смертью, с другой — сверхъестественная и мстительная героиня германского эпоса. Более обе этих фигуры уже никогда не сливались.

Образ, созданный «Большими французскими хрониками», сначала имел величайший успех. В 1350-х гг. эта история привлекла Боккаччо, сочинявшего трактат «О несчастьях знаменитых мужей». В обширной главе он вывел Брунгильду, рассказывающую (от первого лица!) о своей жизни, осуждении и смерти {1061} 1061 Boccaccio, Giovanni. De casibus virorum illustrium // Boccaccio, Giovanni. Tutte le opere di Giovanni Boccaccio a cura di Vittore Branca. Milano: A. Mondadori, 1967–1992. V. 9. 1983. Cap. 2. P. 750–761. . Однако Боккаччо достаточно вольно толковал источники, которыми располагал. Например, ему показалось, что два коня, к которым привязали королеву, должны бежать в противоположных направлениях, и поэтому Брунгильду не волочили по земле, а разрывали, как итальянскую преступницу XIV в. Произведение Боккаччо быстро нашло широкое распространение, и появился даже французский перевод под названием «Des cas des nobles hommes et femmes» (О происшествиях, с благородными мужами и женами). С конца XIV в. вошли в обращение иллюминированные рукописи. Впервые появилась специфическая иконография Брунгильды, где преобладал мотив королевы, разрываемой лошадьми.

Однако, похоже, уже пошел процесс реабилитации. Так, в Отёне по-прежнему почитали память основательницы, а самое позднее в XV в. монастырь Сен-Мартен оказался в состоянии предъявить саркофаг — якобы гробницу королевы. Монахи нанесли на него надпись, восхваляющую невиновность покойной и ее сердечную дружбу с Григорием Великим. Поскольку оставались серьезные сомнения в том, есть ли там прах, 25 августа 1632 г. этот монумент торжественно вскрыли. Немного пепла, кусочки угля и колесико шпоры вполне позволили признать останки подлинными. Во всяком случае, настоятели заведений, которые, как считалось, основала королева, заявили, что полностью удовлетворены {1062} 1062 Kurth, Godefroid. La reine Brunehaut // Kurth, Godefroid. Etudes franques. Paris: H. Champion; Bruxelles: A. Dewit, 1919. 2 vol. T. I. P. 352–353. .

Однако Великому веку в целом интересней были знаменитые женщины древности, а не средневековья. К тому же Людовик XIV недолюбливал Меровингов, и когда ему принесли утварь из гробницы Хильдерика, отца Хлодвига, он отправил эти предметы в кабинет медалей. Только в начале XIX в. королева франков по-настоящему вышла на первый план в искусстве. Ее история была в 1811 г. перенесена на сцену — в трагедии, окрещенной «Брунгильда, или Наследники Хлодвига». Драматург Этьен Эньян, претендовавший на лавры Расина, исказил сюжет из «Книги истории Франции», чтобы тот соответствовал правилу трех единств. Он также постарался соблюсти приличия, необходимые в классическом театре, ценой таких исправлений истории, которые иногда удивляют. Так, в пятом действии Хлотарь II обрекает Брунгильду на истязание, но благословляет на царство Теодориха II, давая ему добрые советы по управлению. Прабабке, которую убивают за кулисами, потомок произносит надгробное слово:

Через два десятка лет Огюстен Тьерри завершил воссоздание образа королевы, включив его в свою крайне впечатляющую интерпретацию книги Григория Турского, названную им «Рассказами из времен Меровингов» [195] Эти «Рассказы» были проиллюстрированы гравюрами Жан-Поля Лорана, который наделил женщин из рода Меровингов тяжелыми грудями и руками душительниц. .

Германо-скандинавская героиня, в свою очередь, с последних веков средневековья ушла в тень. Слишком склонная к насилию и, может быть, слишком связанная с язычеством, Брюнхильда уже не могла прельщать. Только с появлением движения немецких романтиков публика вновь приобрела вкус к эпической литературе. Однако лишь Рихарду Вагнеру мы обязаны пробуждением спящей девы, которую он сделал одной из главных героинь «Кольца Нибелунга».

Эта грандиозная тетралогия, сочиненная в третьей четверти XIX в., представляет собой смелый синтез «Песни о Нибелунгах», «Старшей Эдды» и некоторых заимствований из саг. Вагнер объединил образы Сигрдривы, Брюнхильд и Брюнхильды, чтобы создать новый персонаж — Брюнгильду (Brtinnhilde), валькирию и любимую дочь бога Вотана. Как изложить в нескольких словах либретто оперы, представление которой занимает шестнадцать часов? Если все предельно упростить, можно сказать: Брюнгильда узнает, что Вотан страстно желает рождения человека, свободного от оков судьбы; но он не вправе допустить подобной угрозы космическому порядку. Из любви к отцу Брюнгильда сама нарушает запрет, и на свет появляется ребенок по имени Зигфрид. Однако Вотан должен покарать дочь за это преступление. Из валькирии Брюнгильда низводится в ранг простой смертной, и ее заключают в огненный круг. Тем временем Зигфрид растет и становится ожидаемым героем: он убивает Фафнера, великана, превращенного в дракона, побеждает Вотана, которого встретил на пути, не узнав, а потом освобождает Брюнгильду, в которую влюбляется. Но, на величайшую беду этой пары, Зигфрид в кладе дракона взял кольцо, над которым тяготеет ужасное проклятие. Находясь проездом при дворе короля Гунтера, герой выпивает приворотное зелье, которое заставляет его потерять память и изменить Брюнгильде. Та мстит, требуя смерти возлюбленного. Хитрый Хаген спешит организовать убийство, чтобы завладеть кольцом. Тогда Брюнгильда понимает свою ошибку и кончает с собой на костре Зигфрида, пламя которого вздымается, поджигая дворец богов. Что касается кольца, оно заканчивает путь в Рейне, откуда его первоначально извлекли. Вагнеровская героиня ежегодно совершает подвиг, зачаровывая публику Байрейта, и по сей день воительница с трагической судьбой остается образом, связанным с именем Брунгильды. Но, несомненно, последней эволюцией этот персонаж обязан не столько естественному вызреванию мифов, сколько мысли Вагнера, бывшего революционера и социалиста, вернувшегося к комфортной жизни. В самом деле, его Брюнгильда — в чистом виде порождение его эпохи. Скорей атеистка, чем язычница, она олицетворяет любовь, которая противостоит развращающей силе денег и в конечном счете побеждает их, жертвуя жизнью. Думается, трудно найти фигуру, более далекую от настоящей Брунгильды.