Вячеслав Федоров - Оружие Победы

Первое, на что я обратил внимание, было три штольни, расположенные в линию у основания откоса, метрах в 20 одна от другой. Две из них, находящиеся в работе, чернели входами и были связаны узкоколейкой. Из одной штольни периодически выкатывались вагонетки, груженые разрыхленным серовато-желтым мергелем, которые разворачивались на поворотном круге, продвигались вдоль площадки, разгружались и, развернувшись на втором поворотном круге снова скрывались во второй штольне.

Работы в третьей штольне, видимо, были закончены. Оттуда нужно было не просто нырять в отверстие, а входить в добротную массивную дверь с поковками.

Мой провожатый, не задерживаясь на площадке, с ходу протащил меня к законченной штольне, коротко сказав, что идем к начальнику объекта.

Прямо по направлению штольни располагался вход из тамбура со стальной защитно-герметической дверью, около которой стоял часовой с винтовкой. Вправо и влево было по одной двери того же типа, что и входная. В одну из них, в правой стороне, вошли мы с моим провожатым и оказались в миниатюрном, хорошо освещенном кабинетике.

Здесь было сухо, тепло, светло и, несмотря на малый объем, не душно. Никакой шум извне сюда не проникал, и был еле слышен спокойный ровный гул работающего где-то в глубине вентилятора. Что это вентилятор, подтверждалось еле заметным движением воздуха, обмен которого непрерывно шел через какие-то приточно-вытяжные щели в полу или облицовке стен и потолка.

Невольно промелькнула мысль, что, судя по этому „предбаннику“, где мы были сейчас, расположенному перед входом в основные помещения, в этих штольнях под шестидесятиметровой толщей, вероятно, достаточно уютно даже во время бомбежек.

Рано утром после завтрака, еще в сумерках, подготовленные наши люди были построены с вещмешками за спиной. Все они знали, что передаются в другую строительную организацию, и по внешним признакам эта передача не только никого не волновала, но даже приветствовалась, поскольку большинство считало, что одно дело армия, а другое — строительная организация. Чем дальше от армии, тем лучше.

В колонне было 150 разношерстно одетых, полуобмундированных людей — кто в шапке, кто в буденновке, кто в шинели, кто в ватнике, но все по форме обутые в ботинки с традиционными обмотками. Часа два добирались до места.

Колонна шла, не привлекая никакого внимания ни со стороны военных, ни со стороны населения. Все давно уже привыкли к постоянному перемещению по городу в строю всевозможных обмундированных и необмундированных мужиков с оружием и без него в сторону вокзалов и от них.

На объекте, куда мы привели команду уже около 11 часов, кроме самого начальника, в приемке участвовало несколько его сотрудников, по форме которых наши строители тотчас же смекнули, что это за строительная организация».

Эта публикация в «Нижегородском рабочем» получила свое продолжение. На нее откликнулся старший научный сотрудник Нижегородского архитектурно-строительного института, кандидат технических наук С. Краснов. Он писал:

«Руководство страны не исключало возможности взятия фашистами Москвы уже в конце лета 1941 года. Поэтому соответствующим ведомствам НКВД был отдан приказ о строительстве надежных укрытий — бункеров в ряде городов страны. В сооружении одного из них — в Арзамасе — некоторое участие принимал мой дед, в то время майор инженерных войск Красной Армии.

Подобное секретное задание получили и горьковчане. Целых три бункера было спешно и скрытно возведено под Верхневолжской набережной — для „хозяина“, для Берии и запасной. Основное убежище покоилось под роскошным зданием купца-пароходчика Рукавишникова (ныне Нижегородский историко-архитектурный музей-заповедник).

Очевидцы вспоминают, что это укрытие было шедевром не только в инженерном смысле, но и в плане маскировки. Чего стоили одни ситцевые занавесочки на сымитированных окнах — их так любили высочайшие чины! На много десятков метров (высота знаменитого нижегородского откоса 70—100 метров) работал подъемник-лифт, в котором вполне умещался автомобиль, в случае опасности обитатели бункера могли беспрепятственно спуститься к Волге и продолжить свой путь по воде (хотя есть вероятность, что их ждал и другой подземный ход, ведший в Заволжье).

… Вот что, кроме прочего, рассказал мне бывший доцент Нижегородского архитектурно-строительного института В. Кривоногое:

— В конце 40-х годов „компетентные органы“ пригласили студента строительного института, хорошего геодезиста-практика В. Мирмикова замерить осадку убежища. К нему в бригаду попал и я.

Не знаю, сколько бы мне пришлось лазать с мерной рейкой, но майор госбезопасности как-то надел на меня свою фуражку и, смеясь, произнес: „Кривоногов, ты наш!“ „Нашим“ становиться не хотелось и на следующий день я, под каким-то предлогом, на работу не вышел.

Вскоре катакомбы засыпали песком, и только вентиляционная шахта возле бывшего кафе „Чайка“ пугала своим видом прохожих до 60-х годов. Потом убрали и ее».

В этом рассказе ценна одна деталь — ситцевые занавесочки. Мы с ними еще встретимся в дальнейшем повествовании. Но вот эти занавесочки на окнах, которые на самом деле окнами и не были, деталь очень важная. В областном архиве отыскался документ, в котором значилось, что на «объект № 74» срочно вызывался драпировщик из театра оперы и балета. Видимо, он и создал соответствующий уют в бункере. Было это в конце ноября 1941 года. Здесь мы можем говорить об окончании лишь первого этапа работ.

Бомбоубежище в Самаре (Куйбышеве) сохранилось. Сейчас здесь расположен музей «Бункер Сталина».

На сегодня известно, что только в сентябре 1942 года на очередном заседании городского комитета обороны слушался вопрос о полной приемке строительного «объекта № 74».

Только в Куйбышеве удалось достроить бункер до конца, и теперь каждый желающий может совершить туда экскурсию. 192 ступени ведут на глубину 37 метров, в помещение, предназначенное лично для Сталина.

Вождь здесь никогда не был, хотя попытка уехать из Москвы в «запасную столицу» была предпринята 18 октября 1941 года. Сталин появился на перроне одного из вокзалов, где его ждал специальный поезд, но в последний момент раздумал покидать столицу.

Его дочь, Светлана Аллилуева, вспоминает:

«Нас собрали и отправили в Куйбышев: долго грузили вещи в специальный вагон. Поедет ли отец из Москвы— было неизвестно, на всякий случай грузили и его библиотеку.

… В Куйбышеве было подготовлено жилье и для отца. Ждали, что он сюда приедет. Отремонтировали несколько дач на берегу Волги, выстроили под землей колоссальное бомбоубежище. В городе для него отвели бывшее здание обкома, устроили там такие же пустынные комнаты со столами и диванами, какие были у него в Москве. Все это ожидало его напрасно целую зиму».