Николай Коняев - Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости

Однако, несмотря на «тайный образ» содержания, многие узники Шлиссельбурга видели и запомнили «рекордсмена».

«Однажды во время прогулки, — писал М. А. Бакунин, — меня поразила никогда не встречавшаяся мне фигура старца с длинной бородой, сгорбленного, но с военной выправкой. К нему приставлен отдельный дежурный офицер, не позволявший подходить к нему. Этот старец приближался медленной, слабой, как бы неровной походкой и не оглядываясь. Среди дежурных офицеров был один благородный сочувствующий человек. От него я узнал, что этот узник был майором Лукасинским».

Вспоминает Лукасинского и другой узник Шлиссельбурга, член центрального национального комитета Польского восстания 1863 года Бронислав Шварце.

«Помню фигуру, проскользнувшую однажды в полутьме коридора и исчезнувшую навеки. Это был седовласый старец в сером арестантском халате… — пишет он в своих записках [72] Шварце Б. Семь лет в Шлиссельбурге / Пер. с польск. С. Басова-Верхоянцева. М.: Изд-во Всесоюзного общества политкаторжан и сс.-переселенцев, 1929. . — По близорукости я не смог рассмотреть его лица, а солдат поспешил втолкнуть меня в пустую камеру, чтобы не дать встретиться с товарищем по несчастию».

27 февраля 1868 года на 82 году жизни Валериан Лукасинский умер.

Тело его захоронили на территории крепости.

Вот, кажется, и все известные факты жизни человека, начинавшего свою службу в наполеоновской армии, ставшего крупным масоном и закончившего жизнь в Секретном доме Шлиссельбургской крепости.

Факты эти немногочисленны и плохо связаны между собой, но зато оставляют простор для фантазий и различных легенд.

Некоторые исследователи полагают, что мысль об образовании «тайной масонской организации с особым польским характером» возникла в… окружении Александра I, когда тот посещал Варшаву в 1818 году.

Каких-либо документов, подтверждающих данную версию, не сохранилось, но считается, что версия эта проясняет тот покров загадочности и тайны, которым было окружено имя Валерия Лукасинского в Шлиссельбурге.

Еще более для этой цели подходит легенда о поисках Валерианом Лукасинским в крепости Замостье спрятанного там колдовского свитка еврейских мудрецов с секретом вечной молодости.

Надо сказать, что романтическая история колдовского списка объясняет и странную для магистра масонской ложи участливость в судьбе тюремщиков, и настойчивость, за которую Лукасинскому пришлось поплатиться увольнением с военной службы, а заодно и попытку его устроить восстание в крепости Замостье.

Ну и, конечно, объясняет легенда — обыкновенно она для этого и вспоминается! — секрет тюремного долголетия и Валериана Лукасинского, и некоторых других (Николай Александрович Морозов) узников Шлиссельбурга, сумевших завладеть колдовским свитком.

Фантазировать тут можно достаточно долго, но очевидно, что Лукасинский действительно заключал в себе какую-то тайну прежнего правления, которую и необходимо было Николаю I спрятать за стенами Шлиссельбурга.

Впрочем, такой тайной, особенно в глазах иностранных наблюдателей, становится при Николае I и сама Шлиссельбургская крепость.

В сочинении маркиза Альфреда де Кюстина Шлиссельбургу посвящено двадцатое письмо, отправленное из Петербурга 2 августа 1839 года. Правда, в саму тюрьму маркизу попасть так и не удалось, зато он сумел сделать там воистину фантастическое географическое открытие, выяснив, что исток Невы «находится под водой, на выходе из Ладожского озера, на дне глубокого канала, которым озеро отделено от острова, где возведена крепость».

И хотя эта «достопримечательность русской природы» была интересна маркизу только тем, что позволяла приблизиться к «заколдованной тюрьме», но это нисколько не снижает революционного характера сделанного им открытия.

«Не сумев различить бурление источника, скрытого от нас неспокойными, сносящими нас волнами, мы сначала совершили прогулку по озеру, а затем, на обратном пути, когда ветер слегка притих, разглядели на довольно большой глубине какие-то клочки пены: это и был пресловутый исток Невы, над которым мы проплывали. Когда при западном ветре на озере бывает отлив, канал, что служит водоспуском для этого внутреннего моря, почти пересыхает, и этот прекрасный источник выходит на поверхность» .

Разумеется, в сочинении Альфреда де Кюстина можно найти множество других ляпов, порожденных его европейским апломбом и дремучей русофобией, но на «географическое открытие», сделанное им в истоке Невы, явно ложится тень Шлиссельбургской крепости. Возле ее стен никакой фантастический слух не казался слишком фантастичным.

Любопытное совпадение…

Загадочного Валериана Лукасинского поместили в Шлиссельбургскую крепость, когда там умирал другой «тайный» узник — Василий Критский.

Было ему всего двадцать лет, и осужден он был за участие в революционном кружке, который организовал в Московском университете его старший брат Петр.

Кружковцы считали себя продолжателями дела декабристов — во время коронации Николая I они распространяли в Москве листовки — и планировали ограничить императорскую власть Боярской думой, которой должны были придать власть и силу «афинских архонтов» или — как тут не вспомнить о конституциях, составляемых убийцами императора Павла! — «испанских кортесов». С конституционалистами-цареубийцами роднило их и отношение к рабовладению. Крепостных крестьян братья Критские освобождать не собирались до тех пор, «пока благодетельный свет просвещения не озарит умы грубой, необразованной черни».

Зато, как и положено настоящим патриотам, братья считали, что нельзя поручать иностранцам государственные должности, а надо всеми силами вводить русский язык и обычаи, ибо «сим отличается характер народа и сохраняется национальная гордость, тесно соединенная со славой и могуществом государства».

Создатель общества Петр Критский до 1834 года содержался в различных тюрьмах, затем был определен рядовым в полевые войска. Среднего брата Михаила вместе с Василием Критским поместили в Соловецкий монастырь, а потом, в 1834 году, перевели на Кавказ, где он был убит в бою.

Менее всех повезло младшему из братьев.

Из Соловецкого монастыря Василия Критского перевели в Шлиссельбургскую крепость, где 21 мая 1831 года он и умер.

Почему это было сделано — неясно, но перевод в Шлиссельбург был проведен в атмосфере такой секретности, что мать Василия Критского узнала, где находится ее сын, только через пять лет после его смерти.

Столь же печальная участь постигла и другого шлиссельбургского узника — живописца Алексея Васильевича Уткина, автора пародии на государственный гимн: «Боже, коль благ еси, всех царей в грязь меси»…