В. Сиповский - Родная старина Книга 2 Отечественная история с XIV по XVI столетие

На другой день, 21 июня, в этой самой церкви вспыхнул пожар. В то время была такая буря, что выворачивало с корнем деревья, срывало крыши… Огонь ветром переносился с кровли на кровлю. Скоро запылала большая часть Москвы. Буря занесла пламя и в Кремль; загорелся верх соборной церкви, а потом занялись и царские палаты; погорели Оружейная палата с оружием, Постельная палата с казной. Митрополит Макарий, который молился в это время в соборе, чуть было не задохнулся от дыма и едва спасся через тайный подземный ход.

Сгорели в Кремле монастыри и много дворцовых зданий. Огонь добирался до пороховых погребов в кремлевских стенах; их разрывало с ужасным треском. Нередко бывали пожары в Москве; но такого еще не бывало!.. Большая часть города обратилась в пепел. В огне погибли, говорят, около 1700 взрослых людей и множество детей. Царь с семейством жил в это время в своем загородном доме, в селе Воробьеве. Отсюда, с Воробьевых гор, он мог видеть ужасный пожар.

Тысячи москвичей остались без крова и без хлеба. Многие не могли найти своих близких, пропавших без вести. Особенно плохо пришлось, конечно, бедному, простому народу. Пошли ходить слухи, что лихие люди напустили колдовством беду на Москву — и начались волнения. Народ особенно не любил Глинских, которые всячески теснили его. Было много врагов у них и среди бояр. Когда царь приказал произвести розыск, какие чародеи причинили беду, и бояре стали спрашивать народ, кто зажигал Москву, то в толпе закричали: — Княгиня Анна Глинская волхвовала с детьми своими и людьми: вынимала человечьи сердца, клала в воду да тою водою по Москве кропила: от этого Москва и выгорела!

Один из Глинских, князь Юрий, был в это время вместе с боярами на площади; почуял он беду, когда услышал такие речи в народе, и поспешил укрыться в Успенский собор; но враги Глинских натравили толпу на него. Разъяренная чернь ворвалась в собор, убила Юрия, выволокла труп и кинула на том месте, где казнили преступников. Расходившаяся толпа бросилась затем на двор Глинского, разграбила все имущество, людей его перебила. Но этого было мало. На третий день после убийства князя Юрия чернь толпами повалила в село Воробьево, к царскому дворцу, и громкими криками требовала, чтобы царь выдал ей на расправу свою бабку, Анну Глинскую, и другого сына ее, Михаила, которые будто бы спрятаны в царских покоях. Царь был поражен этим страшным движением народа; однако не потерял решимости — велел разогнать мятежников выстрелами; испуганная толпа рассеялась. Но главные коноводы, которые направили ярость толпы на Глинских, остались невредимы. Напуганный Михаил Глинский уже и не думал о борьбе, он хотел было даже бежать в Литву.

Царь был, конечно, сильно потрясен всеми этими событиями: перед ним стояла грозная толпа народа, в котором была вся его сила и опора, которым по воле Божией он был призван править, и эта толпа совершила дикую расправу с его дядей; он, государь, своими ушами слышал грозные крики разъяренной черни, которая требовала от него, от своего владыки, выдачи остальных родичей! Было над чем задуматься!.. Не кара ли это небесная за тяжкие грехи?.. Не внушение ли это свыше ему — царю, забывшему о своем царстве? Такие потрясающие события не проходят даром в жизни человека… Иван словно очнулся. Совесть заговорила в нем.

В это время подле юного царя является Сильвестр, священник Благовещенского собора. Это был человек умный, благомыслящий, проникнутый суровым благочестием, твердый нравом. Явился он к царю, быть может, в такую минуту, когда тяжелое раздумье давило впечатлительную душу Ивана. Сильвестр говорил ему о несчастном положении Московской земли, указывал, что причина бедствий — нерадение и пороки царя; что кара Божия висит над ним; начал строго уличать его Священным Писанием и заклинать страшным Божием именем, рассказывал ему о чудесах и знамениях. Видно, красноречиво говорил суровый обличитель: Иван сам признавался потом, что речь Сильвестра сильно подействовала на него. (Есть мнение, что не речь, а послание Сильвестра произвело сильное впечатление на царя; но так было дело или иначе, сущность его от этого не изменяется.) Царь раскаялся, решился исправиться и отдаться всей душой своим высоким обязанностям. Нуждался он в твердой опоре и совете — и Сильвестр стал главным его советником.

Сдружился царь в это время и с Алексеем Адашевым, случайно попавшим в число молодых людей, которых набирал к себе Иван для своих забав. Адашев был очень умный и высокочестный человек. Он и Сильвестр мало-помалу собирают вокруг Ивана лучших и способнейших людей того времени. Были в числе их знатные бояре: князья Воротынский, Одоевский, Курлятов, Андрей Курбский, Серебряный, Горбатый-Шуйский, Шереметев и другие. Адашев и Сильвестр возвышали и незнатных людей, но честных и способных, и давали им важные должности.

И вот эти лучшие люди стали заправлять государством. Иван Васильевич без совещания с этой «избранной радой» (думой) ничего не делал.

Задумал юный царь, вероятно, по внушению своих добрых советников, дело, еще небывалое в Москве, — велел собрать к себе со всей земли избранных людей для того, чтобы этот «Земский собор» обсудил разные дела.

Когда все излюбленные люди собрались, царь в один воскресный день, после обедни, вышел из Кремля с духовенством, боярами и дружиною на Лобное место. Отслужили здесь молебен. Тогда царь обратился к митрополиту с такою речью: — Молю тебя, святый владыка, будь мой пособник и наставник. Знаю, что ты добрых дел и любви желатель. Ведаешь сам, что я после отца моего остался четырех лет, а после матери — восьми; родственники обо мне не заботились; сильные бояре и вельможи не радели обо мне, властвовали как хотели, и сами себе саны и почести давали именем моим. Много корысти, хищений и обид творили; я же по моей молодости и беспомощности, словно глухой, не слышал, как немой, не имел слова обличения против них. О, нечестивые лихоимцы и хищники и судьи неправедные! Какой ответ теперь дадите нам за то, что много из-за вас пролито слез и крови? Я чист от сей крови; вы же ждите воздания за нее…

Затем, поклонившись на все стороны, царь обратился к народу: — Люди Божьи, дарованные нам Богом, молю вас ради Бога и любви к нам!.. Теперь нам ваших обид, разорений и налогов исправить нельзя вследствие продолжительного моего несовершеннолетия, пустоты и беспомощности, вследствие неправд бояр моих и властей, бессудства, лихоимства и сребролюбия. Молю вас, отпустите друг другу вражды и тягости, кроме разве очень больших дел. В этих делах и в новых я сам буду вам, насколько можно, судья и оборона; буду неправду уничтожать и похищенное возвращать.