Сергей Ченнык - Последний штурм — Севастополь

Французский и английский командующие в своих первых донесениях приписали нам значительно большие потери, чем мы имели. Русские в своих изданиях также приводят те же огромные потери, которые они брали из публикаций союзников (французских и английских). Кажется, что всеми не учитывались специфические условия, в которых нам пришлось действовать в этом сражении, что все они не способны были убедить себя в том, что нами было сделано много, а потеряно мало. В действительности наши потери в Чернореченском сражении сводятся к следующему.

Убито: офицеров — 2, рядовых — 12, всего — 14. Ранено: офицеров — 13, рядовых — 157, всего — 170. Пропавшие без вести: рядовых — 2. Итого: 186». {534} 534 Матвеев В., Негостеприимная Таврида. Сардинское королевство в Крымской войне, Севастополь, 2005 г., С. 86

В последующие дни умрут от ран еще 14 пьемонтских солдат. А два месяца спустя, 12 октября 1855 г. — командир 4-й бригады генерал Габриэлли ди Монтевеккьо, тяжелораненый пулей в грудь.

Бестолково спланированное, начавшееся без веры в победу сражение на Черной речке закончилось полным провалом. По словам Н.И. Пирогова: «…один акт трагедии кончился; начинается другой, который будет, верно, не так продолжителен». Последствия неудачи совпали с прогнозируемыми и даже превзошли их. Особенно тяжело отразилось поражение на моральном состоянии войск, защищавших город. М.А. Вроченский в своем сочинении «Севастопольский разгром» в 1893 г. так описывал происходившее в день сражения в крепости: «Нетерпеливо ожидались в Севастополе вести с поля битвы; наступил и полдень, но известий нет, понемногу начало зарождаться невольное сомнение в успехе, к вечеру же наступило и полное разочарование, потому что сначала потихоньку, а затем и громко пронеслась весть о полном поражении. Отчаяния не было видно, но уныние и печаль были всеобщие; всякий понял, что отныне участь Севастополя решилась, и что отстоять его нет возможности; впрочем, едва ли ошибусь сказав, что в эту ночь немного было между нами людей, которые подумали бы о своей собственной участи, так как все были подавлены предстоящею гибелью города и флота». {535} 535 Гершельман С. Нравственный элемент под Севастополем //Военный сборник, №4, 1896 г., СПб., С. 308

Что-то подобное творилось и в душах остальных офицеров и солдат осажденного гарнизона: «…Дело 4-го августа сильно опечалило севастопольцев и вместе с тем подняло энергию и самонадеянность в неприятеле. 5-го августа, еще до рассвета, как бы в ответ за наше вчерашнее нападение со стороны Черной, неприятель открыл по Севастополю страшное бомбардирование, по счету пятое. С этого дня до последнего, до 27-го августа, продолжается почти беспрерывное бомбардирование, за исключением нескольких дней, в которые канонада немного затихает». {536} 536 Воспоминания о Севастопольской обороне Георгия Чаплинского //Сборник рукописей представленных его императорскому высочеству государю наследнику цесаревичу о севастопольской обороне севастопольцами., СПб, 1872 г. //М., 1998 г., С.163

В союзных войсках, в отличие от русских, воцарился невероятный эмоциональный подъем. В своем «Дневнике Восточной войны» Череза де Бонвилларет писал: «В расположении союзников царило повсеместное веселье, несмотря на тяжелую картину мучений страждущих. К вечеру прибыло шампанское и лишь глубокой ночью мы возвратились в свои палатки, на свои исходные позиции. Сегодняшний успех будет залогом того, что если представится случай, тогда весь пьемонтскии корпус сможет участвовать в настоящем деле, и каждый сможет отличиться в бою, наравне с теми, кто имел уже такую возможность. Моральное следствие для нас после сражения — это то, что мы приобрели высокий престиж среди союзников. За стойкость и мужество, проявленные подразделениями пьемонтцев в бою, англичане и французы нас приглашают распить с ними шампанское, и укрепляется дружба и высокое доверие». {537} 537 Матвеев В., Негостеприимная Таврида. Сардинское королевство в Крымской войне, Севастополь, 2005 г., С. 91

Наполеон III писал своему главнокомандующему в Крыму генералу Пелисье: «Генерал, новая достигнутая победа на реке Черной в третий раз с начала войны доказывает превосходство союзных армий над врагом в полевом сражении. Она свидетельствует о мужестве войск и о правильных решениях, принятых Вами. Передайте мои поздравления армии и примите их от меня лично. Скажите этим храбрецам, которые сражаются уже почти год, несмотря на неслыханные трудности, что я надеюсь, срок окончания этих испытаний близок и Севастополь скоро падет под их ударом…». {538} 538 Bazancourt, Cesar Lecat, L'Expédition de Crimée jusqu'à la prise de Sébastopol — Chroniques de ta guerre d'Orient, Paris, 1856, P. 397

Генерал Камю, в своем письме Боске констатировал, что задачу союзные войска выполнили: «Эрбильон хорошо провел сражение как оборонительную операцию». {539} 539 le General Camou. Esquisse biographique. Pau, 1899, P. 94

Но французские командиры понимали, что не только умение воевать принесло им победу. Цепь роковых случайностей и ошибок русского командования нивелировали имевшиеся тактические проблемы союзных войск. Нередко их пехота, отходя, попадала под огонь собственной артиллерии, возникали затруднения с переброской войск на другие направления. Генерал Трошю, спустя не многим более 10 лет после кампании (в 1867 г.) писал, что «…Крымская война, хотя она и была, собственно, войной осадной, и итальянская война, представили нам ряд военных операций, проведенных без всякой связи, доходивших иногда до беспорядка. Мы видели, что успехи, венчавшие наши усилия, были бы менее спорны и, может быть, более решительны с политической и военной точек зрения, если бы войска наши выказывали в ведении боя столько же порядка, сколько порыва…». {540} 540 Дуроп К. Тактическое образование армии в мирное время //Военный сборник, № 2, 1872 г., СПб., С. 237

Английский артиллерийский офицер полковник Фитцмайер считал русское наступление «операцией посредственно спланированной и отвратительно исполненной». {541} 541 Colin Fredrick Campbell Letters from Camp to his relatives during the siege of Sebastopol London 1894, P. 292

А мы что? Вскоре, уже по сложившейся привычке, начался поиск виновных и назначение «козлов отпущения». Поток оправдательных писем потянулся из штаба русской армии в Крыму в столицу. Виноватых определили быстро. Это не составляло труда, учитывая, что все они были мертвы и потому не имели никакой возможности что-либо сказать в свое оправдание. Выручала и коллегиальность принятого решения. Да и гнев императорский не был столь велик, как, впрочем, и число награждений.