Николай Лузан - Сталин. Операция «Ринг»

– Господин Миклашевский, вы что будете пить, есть?

– Только кофе с молоком и гренки.

– Боитесь потерять спортивную форму?

– Нет, не хочу разорять вашу газету.

Курт рассмеялся.

– Кстати, о газете, я так и не увидел статьи, а прошло уже полмесяца, – напомнил Миклашевский.

– Извините, Игорь, но причина не во мне, а в главном редакторе. Видите ли, он… – Курт прервал разговор.

К столику подошел официант и, отвесив поклон, спросил:

– Господа, вы что-то будете заказывать?

– Да. Два кофе: один черный, другой – с молоком и гренки, – не заглядывая в меню, заказал Курт.

– И это все?

– Пока да.

– Хорошо, через несколько минут заказ будет готов, – заверил официант и направился на кухню.

Курт, проводив его взглядом, вернулся к разговору.

– Видите ли, Игорь, главный редактор посчитал, что ваша неординарная личность неподвластна моему перу и не может вписаться в сухую статью.

Миклашевский улыбнулся и с легкой иронией заметил:

– Уж не собирается ли он писать роман?

– Про роман не знаю, а вот яркую статью, да.

– Извините, Курт, не хочу вас обижать, но я не герой ни вашей статьи, ни тем более романа вашего главного редактора.

– А вот это, Игорь, вам лучше сказать ему самому.

– Редактору?

– Да-да.

– Сожалею, Курт, но у меня нет времени ездить по редакциям и, честно говоря, пропала всякая охота давать интервью.

– А вам и не надо ехать.

– Как?!

– А так, редактор находится здесь.

– Извините, Курт, но мы так не договаривались!

– Вот и договоримся.

– Ну, знаете ли, это переходит всякие границы!

– А мы их уберем, – беззаботно отмахнулся Курт.

Миклашевскому показалось, что нахал журналист даже подмигнул ему, и возмутился:

– Курт, вы слишком много себе позволяете! Я уже жалею, что согласился на беседу с вами!

– Не надо, жалеть, вы будете только рады встрече с главным редактором, – сохранял невозмутимый вид Курт.

В его глазах скакали озорные чертики. Но Миклашевский не замечал их. Он был возмущен бесцеремонностью журналиста и порывался уйти. А тот вел себя все более нахально, придержал его за руку и, кивнув на мужскую компанию за дальним столиком, предложил:

– Не спешите, Игорь. У меня для вас сюрприз.

– Что?! Какой еще… – Миклашевский обернулся и осекся.

В глаза бросились крепкие затылки, спортивные фигуры, и его пронзила догадка: «Гестапо!» В памяти пронеслись предыдущие беседы с Куртом и не просто беседы, а беседы-провокации. Подтверждением этой страшной догадки служило отсутствие статей в газете.

«Дурак! Лопух! Так глупо попался! Ты даже не спросил у него журналистского удостоверения!» – проклинал себя Миклашевский, а его взгляд метался между входной дверью, проходом на кухню и окном.

«Выход наверняка перекрыт снаружи. Отход на кухню отрезала троица. Остается окно! Вышибить этой сволочью стекло, и на улицу! А там будь что будет!» – лихорадочно искал выход Миклашевский и ненавидящим взглядом посмотрел на Курта.

Тот изменился в лице и скороговоркой выпалил:

– Игорь, не делай глупостей! Я друг! Здесь Арнольд!

– Кто?! Арнольд?! – у Миклашевского перехватило дыхание.

– Да-да, он! – подтвердил Курт и сделал знак рукой.

Из-за столика, где сидела мужская компания, поднялся человек в темно-коричневом плаще. Свет из окна упал на его лицо, и Игорь обомлел. Он не мог поверить собственным глазам. Перед ним находился живой, из крови и плоти, Лаубэ. За время, прошедшее с последней встречи, он мало изменился: упрямая прядь волос по-прежнему не поддавалась расческе, а при улыбке на щеках появлялись ямочки. Их взгляды встретились, и теплая волна окатила Игоря. Забыв о конспирации, он встал, шагнул навстречу Лаубэ и срывающимся голосом произнес:

– Ты? Ка-ак?…

– Я, я, – с улыбкой ответил Лаубэ и, понизив голос, назвал пароль: – Лёлечка интересуется: как ваше самочувствие?

– Что-о?! Какая еще Лелечка?

– Лёлечка интересуется: как ваше самочувствие?

– Ах, да! – опомнился Миклашевский и назвал отзыв: – Передайте Лёлечке: я чувствую себя хорошо! Я чувствую себя хорошо!

– Вижу! Вижу!

– Арнольд! Как я вас ждал! Как я ждал!

– Все, Игорь, теперь мы снова вместе!

– Да, да, вместе.

– Давай только присядем, а то скоро вся прислуга сбежится, – предложил Лаубэ.

Они сели за стол. Миклашевский все еще не мог поверить в происходящее, его счастливый взгляд обращался то к Лаубэ, то к Курту. От радости он находился на седьмом небе.

– Как ты, Игорь? – вернул его на грешную землю Арнольд.

– Я – отлично, а вот ему, – Миклашевский кивнул на Курта, – могло крупно не повезти.

Лаубэ с недоумением посмотрел на него, потом на Курта и спросил:

– В каком это смысле?

– Да я чуть не отправил его в нокаут.

– Меня?! За что? – изумился Курт.

– Он еще удивляется? Вел себя как провокатор гестапо. Я уже думал, мне крышка, когда увидел ваших мордоворотов, – признался в своих страхах Миклашевский.

Лаубэ переглянулся с Куртом и с улыбкой сказал:

– Теперь, Игорь, тебе уже нечего волноваться, ты находишься под нашим надежным крылом.

– Легко сказать: не волнуйся! Да после такого стресса без шнапса не обойтись!

– А что, можно и шнапс, – живо подхватил Курт.

– Ну уж нет, выдадим себя с головой, это только русские по утрам пьют, – возразил Игорь.

Лаубэ рассмеялся и согласился:

– Все правильно, ограничимся кофе.

– Я закажу, Арнольд. И если не против, то что-нибудь поесть, – предложил Курт.

– Давай, – поддержал тот и снова обратился к Миклашевскому: – Ну, рассказывай, Игорь, как ты: где служишь, где работаешь?

– Особо рассказывать нечего. После Смоленска попал в Нормандию, и в первый же день меня арестовало гестапо.

– За что?

– Да все за старое, за те два взвода, что ушли к партизанам.

– То была ошибка, не стоило ввязываться в это дело, – признал Лаубэ.

– Ну, что было, то было. Слава богу, все закончилось, а после того, как в Нормандии получил ранение, они вообще отстали.

– Куда попало?

– В ногу и шею. Провалялся в госпитале больше трех месяцев, но сейчас, как видишь, все нормально и даже боксирую.

– Слышал, стал даже чемпионом.

– Повезло, Пиляс сам подставился, – скромничал Миклашевский.

– А чем, кроме бокса, еще занимаешься?

– Всем понемногу. Сначала дядька – Блюменталь-Тамарин устроил на курсы власовских пропагандистов.

– Те, что в Дабендорфе? – уточнил Лаубэ.

– Да.

– Интересно, а Власов там часто бывает? – оживился Лаубэ.

– Пару раз видел. Сейчас не знаю, я ушел оттуда, там такая мразь, что от одного вида тошнить начинает.

– Жаль, – посетовал Лаубэ и продолжил расспрос: – А Блюменталь-Тамарин близок к Власову?

– Сейчас нет, после того, как насмерть разругался с его замом – Жиленковым, носа туда не кажет.