Петр Балаев - Анти-Стариков-2. Правда о русской революции. От Февраля до Октября. Гадит ли англичанка в России?

Разыгрывал всего из себя казака в походе? Типа, на коне и с мешком, совсем простой и народный герой? Тоже ни в какие ворота не лезет. В те времена люди больше на лошадях передвигались, чем на «мерседесах», поэтому нелепая фигура всадника с болтающейся на спине котомкой могла вызывать только недоумение. Либо всадник впервые в седле, либо сбрендил просто… Вот именно – сбрендил! Есть такое понятие – фетиш. При некоторых формах шизофрении больные ею люди находят себе какой-нибудь предмет и носят его, прижав к сердцу, реагируя на попытки отобрать эту штуку истеричными припадками. Черт его знает, что этот бродяга таскал в своем рюкзаке, но выглядит это подозрительно.

Еще один момент. В мемуарах А. И. Деникина сын полуказакского народа описывается эпитетами, которые можно только к героям былинным прилепить. Просто все слова, которыми можно было охарактеризовать личность гениального полководца и политического деятеля, Деникин использовал. Такое впечатление, что выписал их все до одного из словаря Даля и вставил в свои воспоминания. При этом Антон Иванович «былинного героя» наблюдал воочию и знал за ним только один вид «подвига» – умение провалить любое дело, за которое Корнилов брался. И операции против австрияков. И командование Петроградским гарнизоном. И заговор против Керенского.

И сам «Ледяной поход» едва не закончился катастрофой, если бы вовремя одинокий снаряд не залетел в хату, в которой за столом сидел в одиночестве «вождь» (интересно, котомка была в тот момент у него за плечами?).

И вот это осыпание Деникиным Лавра лаврами, которых он не заслуживал, очень походит на то, как еще не разоблаченный убийца на поминках произносит пафосные речи, славословя свою жертву.

Я думаю, что Корнилов, который всегда отличался очень заметной истероидностью, был давно болен шизофренией, только болезнь проявлялась до определенного момента так, что окружающие её приступы воспринимали как «патриотический порыв». Нервное напряжение в период формирования Добровольческой армии, вызванное тем, что русские офицеры просто не хотели с этой бандой связываться и туда шли экзальтированные юнкера-студенты, да совсем уж законченное отребье в погонах, спровоцировало обострение душевной болезни Лавра. При штурме Екатеринодара стало очевидно, что командующий армией сбрендил и его верхушка этой шайки втихую прикончила…

Если же рассудок Лавра не помутился, то его должны были устранить просто потому, что тупой, но популярный среди личного состава добровольческой банды генерал (некоторый буйнопомешанные, кстати, так на толпу воздействуют, что многомиллионные религиозные секты создают) уже дело вел к катастрофе. Маниакальное стремление Корнилова взять штурмом Екатеринодар привело бы к разгрому Добровольческой армии, которая, не имея преимущества в вооружении и личном составе, пыталась войти в большевистский город. На подступах и положили бы этих юнкеров.

Причем, сам же Деникин называет идею со взятием города идиотской авантюрой, просто слова другие употребляет, чтобы обелить автора этой операции: «В этом решении многие видели потом причину рокового исхода операции… На войне принимаются не раз решения как будто безрассудные и просто рискованные. Первые кончаются удачей иногда, вторые часто. Успех в этом случае создает полководцу ореол прозорливости и гениальности, неудача обнажает одну только отрицательную сторону решения».

Странностей в описании Деникиным гибели командующего Добровольческой армией – вагон. Во-первых, Корнилов был убит на своем «рабочем месте», в штабе. А штаб разместил в доме в пределах видимости обороняющихся и при их огневом превосходстве:

«Ферма, где остановился штаб армии, расположена на высоком отвесном берегу Кубани. Она маскировалась несколько рядом безлистых тополей, окаймлявших небольшое опытное поле, примыкающее к ферме с востока. С запада к ней подходила вплотную небольшая четырехугольная роща. Внутри двора – крохотный домик в четыре комнаты, каждая площадью не больше полторы сажени, и рядом сарай. Вся эта резко выделявшаяся на горизонте группа была отчетливо видна с любого места городской окраины и, стоя среди открытого поля, в центре расположения отряда, не могла не привлечь к себе внимания противника».

Радиосвязь в те времена в войсках отсутствовала по определению. Телефонной связи у Корнилова тоже не было, значит, боем штаб управлял с помощью посыльных, поэтому Антон Иванович и пишет, что расположение штаба неизбежно привлекло бы внимание противника, который наблюдал скачущих на резвых конях посыльных.

Вообще, если считать, что Деникин написал об обстоятельствах гибели Корнилова правду, то понятно, почему белых генералов так азартно лупили красные командиры, бывшие унтера. Эти генералы были военными идиотами. «Возле фермы стала наша батарея» – они еще командование армией разместили в зоне возможного контрбатарейного огня противника.

Естественно, артиллерия красных начала интенсивно лупить по тому месту: «Утром 29-го нас разбудил треск неприятельских снарядов, в большом числе рвавшихся в районе фермы. В течение трех дней с тех пор батареи большевиков перекрестным огнем осыпали ферму и рощу. Расположение штаба становилось тем более рискованным, что ферма стояла у скрещения дорог – большой и береговой, по которым все время сновали люди и повозки, поддерживавшие сообщение с боевой линией. Но вблизи жилья не было, а Корнилов не хотел отдаляться от войск. Романовский указал командующему на безрассудность подвергаться такой опасности, но, видимо, не очень настойчиво, больше по обязанности, так как и сам лично относился ко всякой опасности с полнейшим равнодушием. И штаб остался на ферме» (А. И. Деникин).

Но нет, начальник штаба Добровольческой армии генерал Романовский, в военном деле что-то соображал, видел, со слов Деникина, опасность такой дислокации, даже указывал на нее командующему, только не очень настойчиво, якобы потому, что сам «относился ко всякой опасности с полнейшим равнодушием». Позвольте не поверить «полнейшему равнодушию». Офицеры штаба во время боя работать должны, а не с «равнодушием» сидеть на стульях в ожидании, когда вражеские артиллеристы возьмут штаб в вилку и начнут эту вилку делить.

Если всё о расположении штаба написано Деникин правдиво, и, наверняка, правдиво, потому что и другие свидетели смерти генерала-полуказака подтверждают это, то «равнодушие» Романовского объясняется только одним: сбрендившему командующему бесполезно было говорить что-то разумное. Его нужно было либо в смирительную рубашку упаковывать, либо искать случая грохнуть так, что бы это выглядело как смерть от вражеского снаряда.