Георгий Березко - Ночь полководца

- Сергей Антонович, сейчас же пожалуйте на перевязку, - проговорил Волошин.

- Вы думаете, это обязательно? - спросил Рябинин.

- Совершенно обязательно... - Комиссар с содроганием смотрел на изменившееся лицо генерала. - Да и время есть, пока там палят...

Стекла в ветхих рамах тоненько позванивали от воздушной волны; слабо колебались белые, омертвевшие язычки еще горевших ламп.

- Ну, что же... Ведь вы не долго со мной провозитесь? - обратился командующий к профессору.

- Не дольше, чем это будет необходимо, - любезно успокоил тот.

Когда с ноги командующего сняли повязку, Юрьев увидел, что его вмешательство опоздало. Темные, малахитовые пятна появились уже на туловище Рябинина; мышцы в глубине раны были бледны. Профессор легонько провел пальцами по распухшему бедру, ощущая мягкое похрустывание, - газы шумели, пронизывая клетчатку. И он искренне подивился тому, что до последней минуты генерал еще держался... Ассистенты Юрьева - армейский хирург и врачи медсанбата - молча ждали, что предпримет профессор. Было ясно, что гангренозный процесс, возникший в ране и зашедший так далеко, уже неостановим. Но Юрьев творил чудеса даже там, где на другое не оставалось надежды...

Командующий лежал с закрытыми глазами, отдыхая. Уже прекратился слитный гул его пушек и за окнами наступила тишина - пехота его пошла в атаку. Мысленно генерал старался представить себе ее движение. Вдруг он почувствовал беспокойство: части его правого фланга, судя по времени, вступили только что в соприкосновение с противником... Рябинин разомкнул веки, - люди в белом, стояли вокруг него, ничего не делая...

"Почему так долго не начинают?" - подумал он удивленно.

Юрьев встретился с ним взглядом и отвернулся, чтобы не отвечать на прочитанный по-своему вопрос. И Рябинин, закрыв глаза, снова погрузился в созерцание огромной, как бы ожившей карты. Две красные стрелы с расширяющимися хвостами, похожие на кометы, пульсировали и пылали на ее зелено-голубом фоне... Теперь по всему фронту наступления атакующие достигли уже, видимо, первой линия немецких траншей. Надо думать, Семененко преодолеет ее без особых усилий... А вот Богданову приходится туго... Затейливая полоска Лопата расплылась на карте в широкое, светлое озеро. И генерал опять огорчился оттого, что не был сейчас там, где каждую минуту мог потребоваться его совет или приказ.

Профессор медлил, не желая мириться с тем, что положение командующего безнадежно, хотя видел это лучше, чем другие. Приподняв руки, он слабо поводил тонкими пальцами в перчатках, как будто колдуя, и это означало, что он упорно искал пути к исцелению. Он был смел за операционным столом, поэтому ему чаще, чем другим, улыбалась удача. Но безошибочное, похожее на вдохновенную догадку знание того, что происходило с его пациентами, не изменило хирургу и на этот раз. Он сознавал свое бессилие, и, как всегда, оно уязвляло его. Возвращая людям жизнь, Юрьев ощущал себя соавтором, и это самолюбивое чувство с годами действительно утвердилось в нем. Тем болезненнее переживал он всякое напоминание об ограниченности своих возможностей. Оперируя, он не испытывал сострадания - оно помешало бы ему; сейчас его охватила бесполезная жалость к распростертому умирающему телу. Она была как бы вестницей близкого уже конца... Юрьев приказал, наконец, обмыть рану, потом анестезировать оперативное поле... Он собрался проделать все, что предписывалось еще в подобных случаях, но к концу операции его ассистенты поняли, что генерал приговорен.

Повязка была снова наложена, и командующий попросил, чтобы его приподняли. Надев очки, он подождал, пока Юрьев снял с лица маску.

- Ну, как, профессор? Что вы там нашли? - спросил Рябинин.

Хирург утирал платком мокрое лицо, и в операционной запахло одеколоном.

- Придется полежать, генерал, - сказал он.

- И долго, вы думаете?

Юрьев посмотрел на командующего светлыми, сузившимися глазами.

- Боюсь, что довольно долго... - Отвернувшись, он заговорил с сестрой.

Врач госпиталя, молодой, с черными полубачками, опасливо взглянул на Рябинина, испугавшись за него.

Дивизионный комиссар ожидал Юрьева наверху, в комнате командира медсанбата. Выслушав сообщение профессора, он подозрительно насупился.

- Ночью, вы говорите? - переспросил он.

- Да... Или утром завтра, - Юрьев медленно подошел к окну и присел на подоконник.

- Но Рябинин не так уж плохо себя чувствует, - возразил комиссар, встав из-за стола.

- Через несколько часов у него начнется агония, - сдержанно ответил Юрьев.

- Ничего не понимаю... - все еще спорил Волошин. - Только что мы с ним разговаривали... Этой ночью он подготовил превосходную операцию.

Юрьев задумчиво смотрел на грязный, но уже по-весеннему блестевший двор, на зазеленевшие кусты, на лошадей с распушившимися гривами, на желтые наличники окон во флигеле, куда отнесли генерала... Черно-синяя ворона не спеша косолапила по ребру черепичной крыши.

- Ночью его можно было спасти, хотя бы ценой ампутации... - помолчав, проговорил профессор.

- Почему же не спасали? - закричал Волошин и осекся; бритая голова его стала пунцовой.

- Он не пустил к себе врачей, - сказал хирург. - Но, знаете, после ампутации он уже не смог бы командовать...

- Этой ночью он выиграл сражение, - сказал комиссар.

- Вероятно, выиграл, - согласился Юрьев, - но проиграл жизнь...

- Профессор, вылечите его, - с безрассудной требовательностью проговорил Волошин.

- Я не жду, чтобы меня просили об этом, - сухо сказал хирург.

- Может быть, есть какой-нибудь препарат? Должен быть... Мы пошлем в Москву самолет... - настаивал Волошин.

- Нет такого препарата... Пока нет... - не глядя на комиссара, ответил Юрьев.

- Как же так?.. - сказал Волошин, и хирург, обернувшись, увидел на его лице, обветренном, широком, нескрываемое осуждение.

"Какой же ты профессор после этого!" - словно говорил взгляд комиссара. И Юрьев, чуть вскинув голову, поправил, хотя и без надобности, жесткие манжеты в рукавах кителя.

- Я очень сожалею, поверьте... - вымолвил он.

- Ах, беда! - громко сказал Волошин. Он не находил виновника несчастья и от этого был еще больше расстроен.

В дверь постучали, и в комнату осторожно проник командир медсанбата. Комиссар, завидев Луконина, быстро направился к нему, и тот инстинктивно подался назад. Но член военного совета, проходя мимо, только скосил на врача серые, яростные глаза. Потом дверь за ним захлопнулась.

- Товарищ генерал-майор!.. - заговорил, волнуясь, Луконин. - Я исчерпал все средства... Командующий приказал охране не впускать нас...

- Если б он впустил вас, он не наступал бы сегодня... - Юрьев опять поправил манжеты... - Прикажите, пожалуйста, приготовить для меня стол. У вас не хватает хирургов... Я помогу вам... - сказал он.