Николай Бондаренко - Консервативный вызов русской культуры - Белый лик

В. Б. Ты ощущаешь поддержку Юрия Лужкова? Каково его отношение к русской культуре? К русской истории?

В. К. Многие почему-то думают, что меня связывает какая-то дружба с Лужковым. Ничего подобного. О культуре русской, об истории мы никогда не говорили. Это были абсолютно деловые встречи. Он раза два был в мастерской, посмотрел эскиз и модель памятника Жукову. Еще встречались на разных совещаниях. У нас нет ни дружбы, ни близких связей, тем более доверительных бесед. Это пустой миф. У нас все построено на коммерции. Особенно в последнее время. Я думаю, что Юрию Лужкову нужны те культурные щиты, забрала, которые бы позволяли прикрыть ту самую скрытую от народа коммерческую деятельность. Это и передача под офисы лучших домов в Москве. К тому же, дома в центре столицы отдаются исключительно иностранцам. Разумеется, постройка такая скоростная Храма Христа Спасителя - это как символ нашего возрождения. Даже не важно, какими руками. Все равно это освящено, и вся грязь снята. Кресты уже стоят. В этом смысле надо сказать спасибо Лужкову. Ну, а что касается коммерческой его деятельности, для этого надо быть информированным. Я не вхож в эти круги, могу только догадываться.

В. Б. Слава, скажи, каково твое отношение к современной скульптуре, к современной культуре в целом. Видишь ли ты удачные прорывы? Или ты замкнут на свою работу? Каково сегодня положение скульптора в России?

В. К. Лет пятнадцать назад я довольно тесно общался с Союзом художников. Варился в этой каше. Много друзей, знакомых. На мой взгляд, московская скульптура как таковая, если ее хорошо показать, это была бы самая интересная в мире скульптура. Ни Италия, ни Франция нынешние не имеют такой школы скульптуры. В Италии с уходом гигантов Джакомо Манцу, Марино Марини ничего интересного не видно. Не знаю, Франческо Мессина жив еще, нет ли? Ничего нет и едва ли может предвидеться. Такие гиганты рождаются не каждое десятилетие. А вся так называемая современная скульптура очень неинтересна. Люди потеряли ориентир, что такое природа скульптуры вообще. Скульптура нынче путается с театрализованным представлением. Все жанры перемешаны. Такой эклектизм...

Нет сегодня настоящего понятия, что такое природа скульптуры. Границы ее нужно удерживать, не размывать. Так же, как, например, балета. Так же, как театра. А сейчас все синтезируется, смешивается. И поэтому выставки превращаются в спектакли. Скульптура - это есть прежде всего освоение природы, мира. Понимание природы. В скульптуре есть прямая связь с наукой. Скульптура дает объем. Не просто выражение художника, личность художника это дело десятое. Самое главное - познание природы. Мы же изучаем природу, постигаем ее, только в скульптурной форме изучаем. Делаем какие-то открытия для себя, закономерности объема открываем. А потом наши открытия использует с пользой для себя все общество.

Скажем, в Англии жил Генри Мур, великий маэстро, его скульптурные формы сделали целую революцию в мебели. Все сегодняшние диваны, вся мягкая мебель вышли из объемов Генри Мура. В архитектуре - так же. И в дизайне все обтекаемые формы были заложены Генри Муром. А сейчас скульптура никому не нужна. Не интересуются люди. Все погрязли в политике, все просто сошли с ума. Даже народ только и смотрит, как ругаются в Думе, какие политические сенсации. Остальное никого не интересует. Политизированное общество - это не полнокровное общество. Скорее всего, это - кастрированное общество. Жизнь - она настолько всеобъемлюща, а мы загоняем ее в политизированное сознание. Лишаем ее красоты и гармонии. Муж с женой все чаще ругаются из-за каких-нибудь телевизионных дебатов. Кошмар. Видишь, как сейчас... Правильно говорят: когда говорят пушки, молчат музы.

В. Б. Ты говоришь об огромном влиянии Генри Мура, Джакомо Манцу. А каково твое отношение к нашей скульптуре андеграунда, к работам Сидура, Эрнста Неизвестного и других? Они что-то дали нашей скульптуре? Или это школа европейских эпигонов, интересная только нашим поклонникам западного искусства?

В. К. Это все эрзац западных открытий. Открыватели были - Арп, Осип Цадкин, Генри Мур. А наши Сидуры - это все эрзац и подделка под них. Я никогда не считал ни Сидура, ни Эрнста Неизвестного мастерами от Бога... У них нет пластики. Посредственные второстепенные скульпторы, которые живут открытиями других. Они всегда вторичны. А раз вторичны - значит, менее интересны. Я к ним совершенно равнодушен.

В. Б. А есть ли близкие тебе скульпторы? Твои творческие единомышленники? Кого ты ценишь в современной скульптуре?

В. К. Могу сказать. Я очень люблю осетинского скульптора Владимира Соскиева. Люблю за то, что он именно - национальный скульптор. Мне очень близок литовец Станислав Кузма. Он - католик, как и Джакомо Манцу. Он очень искренний мастер. Эти скульпторы для меня - как братья. Такие же друзья есть в Армении, Грузии - те, кто раскрывает свой народ через скульптурные формы. Мы были не очень знакомы со Станиславом Кузмой, когда я приехал принимать памятник в Литву. Но он узнал, что я приехал,- мы бросились друг к другу и обнялись как братья.

Это мои сверстники. А прекрасную основу скульптуры заложили еще так называемые советские скульпторы. Разумеется, получившие школу еще в дореволюционной России. Это такие прекрасные мастера, как Коненков, Голубкина, Сарра Дмитриевна Лебедева, это Королев, это Цаплин. Очень мощная школа. Она была и есть. Даже из советских самых кондовых скульпторов вышли прекрасные мастера. Например, Мотовилов - замечательный скульптор...

Да, и я не договорил. После периода активной работы в Союзе художников, активного общения со всеми, со временем я ушел от всего подобного. Отдалился от Союза. Надоело спорить, убеждать... Если я что-то говорил свое, меня обзывали чуть ли не фашистом. А я просто говорил о русской культуре, о национальных корнях. Я говорил о русском достоинстве. В этом окружении, всегда полукосмополитическом, в Союзе художников всегда любые высказывания о национальном презирались, высмеивались. Ну и ради Бога, я пошел своей дорогой. Живите в своем болоте как хотите. Не общаюсь с ними уже лет пятнадцать. Не жалею и не хочу даже знать, что с ними происходит.

В. Б. Традиционный кондовый вопрос: над чем работаешь? Каковы ближайшие замыслы? Что ждет в будущем твоих сторонников?

В. К. В 1997 году в Белгороде откроется памятник великому святому князю Владимиру. И, наверное, в том же 1997 году - мы сейчас бросили клич по всей России, поскольку мэрия сказала, что денег у них нет,- будет сооружен памятника князю Дмитрию Донскому в Москве. Мы бросили клич среди казаков. Соберем деньги, и к 850-летию Москвы поставим памятник Дмитрию Донскому на Вшивой Горке. Это историческое место, там еще в 1993 году мы заложили крест, что здесь будет памятник Донскому.