В. Назаров - Загадки Русского Междуречья

В основе манихейства, на 90 процентов состоявшего из более древних (опиравшихся на священную древнеперсидскую книгу – Авесту) зороастрийских идей, лежало очень простое, а потому исключительно привлекательное представление о том, что весь мир и все живое в нем делится на две непримиримые части, находящиеся друг с другом в непрестанной борьбе, – Добро и Зло, – которые могут конкретизироваться в Истине и Лжи, Правде и Кривде, Свете и Тьме, Черном и Белом. Именно в силу такой простоты и привлекательности манихейство просуществовало более тысячи лет после мученической кончины его основателя (по приказу шаха с пророка Мани живьем содрали кожу). В разных странах и в разные времена оно принимало разные обличья. Типичные и наиболее известные примеры – альбигойство в Западной Европе и богомильство в Восточной. Но и то и другое связано с христианством: в первом случае – с католичеством, во втором – с православием. Однако манихейство распространено повсеместно в Европе и до утверждения христианства, в том числе и среди славян-язычников, у которых существовали даже два особых бога, выражающих суть манихейской доктрины, – Белбог и Чернобог.

Здесь, однако, имеется один весьма существенный нюанс. Вряд ли архаичное представление деления Мира на Добро и Зло воспринято древними славянами от пророка Мани или проповедников его учения. Скорее всего, дуалистическое видение наших предков и прапредков – наследство иных времен, общей индоевропейской, арийской и гиперборейской культур. Древнерусское устное народное творчество (включая и приведенный текст Голубиной книги) насквозь пронизано дуальным мировоззрением, то есть представлением о Вселенной как арене борьбы Добра со Злом. Русская волшебная сказка – наиболее архаичный пласт данного жанра устного народного творчества – выступает особенно наглядным носителем немудреной и жизненно важной истины: «Добро всегда побеждает зло». С детства усваиваемая оптимистическая сказочная концовка: «Стали они жить-поживать да добра наживать» – изначально многозначна. Помянутое здесь добро – это не только богатство и достаток, но также и добро в его прямом, нравственном смысле, которое необходимо беречь, преумножать и щедро одаривать им окружающих.

Другая, не менее важная, пара этических категорий, пронизывающих от самых глубин русскую житейскую философию, – понятия «радость» – «горе». Эта пара имеет особенно стойкую традицию в русской культуре: от архаичной поэзии плачей и причитаний – через древнерусскую «Повесть о Горе-Злочастии» – к удивительному полубиографическому трактату К.Э. Циолковского «Горе и гений». Но гораздо большее значение имела категория «радости», согревающая сердца и пробуждающая надежду на новую счастливую жизнь. Этимологически она сопряжена с понятием «рай» и уходит своими корнями в самые недосягаемые глубины индоевропейского прошлого. В санскрите «rаj» означает 1) «блестеть», «сверкать»; 2) «появляться»; 3) «быть во главе…»; 4) «царствовать». Отсюда «rаjan» – «царь», «раджа», «повелитель», «господин» (санскритское «j» читается, как и английское, «дж», поэтому и по-русски «rаjan» звучит в точном соответствии с первоисточником – «раджа». Однако по своей древнейшей арийско-гиперборейской первооснове слова «рай», «радость», «раджа-царь» идентичны. Сюда же примыкает большая группа понятий, связанных с одним из первоначальных смыслов санскритского слова «rаj» – «блестеть», «сверкать». Это и русская «радуга», и целое гнездо латинских лексем, так или иначе раскрывающих процесс распространения света: «radio» – «испускать лучи»; «radiosus» – «лучистый», «лучезарный»; «radius» – «луч»; «radiаtio» – «сияние», «блеск»; «radiаtus» – «лучезарный», «сияющий», «озаренный». Интернациональный характер этих слов привел к появлению в русском языке терминов «радиус», «радио», «радий» – и все в конечном счете из единого лексического (индоевропейского и ностратического) первоисточника.

В древнерусском языке сохранилось еще одно архаичное название рая – «ирий» («вырий»), ассоциировавшееся у наших пращуров с теплыми странами, куда осенью улетали птицы. Отсюда же и женское имя Ирина: в русский обиход оно попало через византийскую православную традицию (по-гречески «eirзnз» значит «мир»). Однако в древнеиндийском языке также имеются созвучные лексемы: «irв» – «освежение» (кроме того, так звали одну из небесных дев-ап-сар, которая стала супругой первопредка Кашьяпы); «iriтa» – «ручей», «родник», «ключ»; «irin» – «неистовый» и т. д. Думается, в далеком прошлом, в условиях существования и развития этнолингвистической и социокультурной общности, когда нынешних разграничений между народами и языками вообще не существовало, все эти лексемы входили в общее смысловое гнездо.

Из глубокой древности пришли и перешли к нам не только нравственные принципы и устои, но также и космическое мировосприятие и мироощущение. В далеком прошлом Вселенная представлялась нашим предкам большим небесным домом, ассоциируясь со словом «вселение». Так полагали, к примеру, выдающийся русский мифолог, собиратель и исследователь фольклора Александр Николаевич Афанасьев (1826 – 1871), а также историк и публицист Афанасий Прокофьевич Щапов (1831 – 1876), имея в виду обживание жилища и вселение под родной кров. Этнографы и фольклористы подтвердили это мнение. В одной из записей знаменитого русского мифологического компендиума под названием «Голубиная книга», сделанной Н.Е. Ончуковым, слово «Вселенная» звучит как «Поселенная». В величальных песнях-колядках (осколках древних празднеств в честь языческого Солнцебога Колы-Коляды) хозяин дома именуется Красным Солнышком, хозяйка – Светлой Луной (Месяцем), а их дети – частыми звездочками. Тем самым вся семья и дом, где она живет, как бы уподобляются части Вселенной.

Вселенское мироощущение впитывается русскими чуть ли не с молоком матери. Каждый хотел бы родиться под счастливой звездой. Всю жизнь в нашей душе звучит древний оберег-заклинание, ставший впоследствии словами известного романса: «Гори, гори, моя звезда…» Гаснет она – обрывается нить жизни, и человек умирает. А.Н. Афанасьев отмечал:

«Каждый человек получил на небе свою звезду, с падением которой прекращается его существование; если же, с одной стороны, смерть означалась падением звезды, то, с другой, – рождение младенца должно было означаться появлением или возжением новой звезды, как это засвидетельствовано преданиями индоевропейских народов. В Пермской губернии поселяне убеждены, что на небе столько же звезд, сколько на земле людей…»

Фольклор как закодированная в устойчивых образах и сюжетах родовая коллективная память народа дает сотни и тысячи образцов космичного отношения к миру. В народе полагали, что судьба каждого человека записана в «звездную книгу», имеет неотвратимую небесно-космическую предопределенность, что распространялось также и на семейно-брачные отношения. «Звезды ясные, сойдите в чашу брачную», – пелось в архаичной русской свадебной песне. Считалось, что жених и невеста предназначаются друг другу в супруги небесно-космической судьбой: именно от ее имени образованы слова «суженый», «суженая», имевшие магическое значение. В народных заговорах и заклинаниях, многие из которых восходят к общеиндоевропейским и доиндоевропейским мифологическим представлениям, содержатся обращения к высшим космическим силам, дневному и ночным светилам, утренним и вечерним зорям, а произносивший магическое заклинание объявлял себя облаченным в небесный свет и «обтыченным» частыми звездами.