Сергей Алексеев - Собрание сочинений (Том 2)

Схватился Голова-Качанов за голову. А тут ещё ко всему жандармский пристав Носорогов возьми и скажи:

- Ваше высокородие, никак, мастеровые бунт задумали?

- По местам! - закричал Голова-Качанов. - Пулемёты на улицу! Пушку!

Бросились жандармы исполнять приказ. Расставили на уличных перекрёстках пулемёты. А около жандармского управления поставили пушку. Носятся по городу полицейские, шпики. Однако в городе спокойно - никаких беспорядков. Только около пушки, что поставлена возле жандармского управления, крутятся мальчишки. Интересно ребятам. Многие пушку впервые видят. Все норовят подойти поближе. Самые смелые даже колёса, ствол трогают.

- Но, но! - покрикивает на ребят солдат.

Отойдут мальчишки, а потом опять за своё.

- Стрельни, - просят солдата.

К середине дня полковник Голова-Качанов успокоился. Повеселел. Но тут вбегает в управление пристав Носорогов и показывает полковнику бумагу.

- Ва-а... ва-а, - заикается, - ва-а-ше высокородие, извольте взглянуть. Только что содрал с пушки.

Глянул полковник - листовка: "Да здравствует Первое мая! Долой самодержавие!"

Опять побелел Голова-Качанов. Опять схватился за голову. А Носорогов снова своё.

- Ваше высокородие, не иначе, как быть восстанию.

И снова забегали по городу жандармы и шпики. Приготовились пулемётчики. А Голова-Качанов приказал из пушки через каждый час стрелять холостым зарядом. Для острастки, чтобы все знали, что власть начеку.

То и дело к полковнику являются жандармские приставы и офицеры, докладывают, везде ли спокойно.

Пришёл пристав Тупиков:

- Ваше высокородие, всё в полном порядке.

- Молодец. Ступай.

Прибыл поручик Кутейкин:

- Ваше высокородие, всё в полном порядке.

- Молодец. Ступай.

Прибыл и Носорогов:

- Ваше высокородие, никаких нарушений не обнаружено. Всё в полном порядке.

- Молодец. Ступай.

Повернулся Носорогов, а сзади у него во всю жандармскую спину листовка: "Да здравствует Первое мая! Долой самодержавие!"

- Идиот! - взревел Голова-Качанов. - Под арест! На гауптвахту!

И снова по городу забегали жандармы и шпики. Снова залегли полицейские за пулемёты. Снова ударила пушка.

А тем временем рабочие собрались в загородной роще и спокойно отпраздновали Первое мая.

ФЕРАЙНИГТ ОЙХ!

В немецкий порт Гамбург прибыл русский пароход "Пётр Великий". Прибыл в день Первого мая. Привезли русские моряки срочные грузы. Пора приступить к работе. А на пристани никого нет. Бастуют немецкие грузчики. Требуют, чтобы владельцы порта на час сократили рабочий день.

Грузы на "Петре Великом" срочные. Отдал тогда капитан приказ приступить к работе самой команде.

Заволновались матросы:

- Как же это, братцы, а?

- Подведём немцев.

Посовещались матросы и отказались выполнить приказ капитана. Прошёл день, второй, третий. Собралось за это время в гамбургском порту до десятка других кораблей: английские, французские, датские. Узнали и на этих кораблях матросы, в чём дело. Решили и они поддержать немцев.

Стоят суда у причалов. Замер гамбургский порт. Лишь вахтенные ходят по палубам.

Прошла неделя. И вот как-то уже в темноте к вахтенному матросу Ивану Гагину подошёл носатый немец и сунул записку.

Немецкий язык Гагин не знал. Крутит бумагу в руках, размышляет, как ему быть. И вахту оставить нельзя, и некого крикнуть - все спят. А бумага, наверное, важная...

Прошёлся Гагин по палубе, приблизился к капитанской каюте. Темно.

"Ладно, - решает. - Капитан спит, не заметит, сбегаю вниз к товарищам".

Спустился в матросский кубрик, стал будить соседа по койке Фому Спирина.

- Ну что тебе? - нехотя отозвался Спирин.

- Бумага.

- Какая ещё бумага?

- Немец сунул.

Взял Спирин бумагу, поднёс к глазам. Пожал плечами.

Стали будить других. Многие и сами начали просыпаться. Только читать по-немецки никто не умеет.

- Буди Сомова. Он знает.

Разбудили. Посмотрел Сомов бумагу, улыбнулся.

- Да ты давай вслух, - зашумели матросы.

- "Либе геноссен", - прочитал Сомов.

Все стихли.

- Дорогие товарищи, - перевёл он на русский язык.

- Ясно. Давай дальше.

- "Данк фюр ойре золидаритэт" - благодарим за солидарность, то есть за помощь, - объяснил Сомов.

- Понятно.

- Ишь ты!

- Правильно!

- Давай дальше.

- "Вир хабен гезигг. Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх!" прочитал Сомов. - Мы победили. Пролетарии всех стран...

- ...соединяйтесь! - выпалил Спирин.

- Верно, - произнёс Сомов.

Мало кто из матросов в эту ночь спал.

- Взяла, значит, - радовались они. - Добились. Помогли, выходит, и мы немцам.

На следующий день с утра немецкие грузчики приступили к работе. Таскают с "Петра Великого" ящики, бочки. Посматривают на русских, улыбаются.

Принялись и русские помогать немцам. Взялся и Гагин. Подхватил с каким-то немцем тяжёлый ящик, присмотрелся, а немец - тот самый, что записку вчера ему сунул. Кивнул ему по-приятельски Гагин. И немец кивнул.

- Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх! - прошептал немец.

- Ферайнигт ойх! - повторил Гагин.

БУДУТ - НЕ БУДУТ

В середине апреля на завод Полисадова приехала группа бельгийских рабочих. Привезли из Бельгии станки для завода. Вот и прибыли бельгийцы их устанавливать.

Приближалось Первое мая. Русские рабочие договорились в этот день на работу не выходить. Стали думать: а как же бельгийцы?

Одни говорят:

- Будут бельгийцы работать.

- Нет, не будут, - возражают другие.

О том же заспорили и заводские ребята. Колька Зудов за то, что бельгийцы будут работать, Лёнька Косичкин, наоборот, - не будут.

- Не наших они кровей, не поддержат бельгийцы русских, - заявляет Колька.

- А вот и поддержат, - упирается Лёнька.

Спорили, спорили, наконец решили: десять щелчков тому, кто проиграет.

В ночь под Первое мая Лёнька спал плохо. А что, если Колька прав и бельгийцы приступят к работе? Пальцы у Кольки крепкие - влупит, так будь здоров.

И Кольке не спалось. А ну как прав Лёнька! И хотя Колька щелчков не очень боялся, да неловко будет перед ребятами. Колька любил всегда быть правым.

На следующий день ранним утром помчались ребята к заводу. Были здесь и Колька, и Лёнька, и Лёнькина сестра - рыжая Катька, и ещё человек десять.

В семь часов около заводских ворот появились бельгийцы. Вначале группкой в пять человек, потом ещё пять, за ними и остальные.

Пересчитали ребята: все тут - двадцать один человек.

- Ну, говорил я? - торжествующе закричал Колька.

- Говорил.

- Подставляй лоб.

Спустились ребята в овражек, укрылись от ветра, засучил Колька рукав.

- Раз, - отсчитывает Колька, - два, три, четыре...

Бьёт крепко. Морщится Лёнька, язык прикусил от боли.

- Пять, шесть, семь...

Крепится Лёнька, а слёзы сами из глаз выступают.