Аркадий Ваксберг - У крутого обрыва

И «подвиг» Галиной мамы торжествует над подвигом верности — подвигом, которому не суждено свершиться.

И рассказ о любви — искалеченной и растоптанной — звучит в самом не подходящем для этого месте: в зале суда…

1960

Только теперь, когда уже далеко позади и начало этой истории, и ее неожиданный конец, и даже тот разговор с глазу на глаз, который дал мне возможность выслушать рассказ глубоко потрясенного человека, — только теперь я отваживаюсь предать ее гласности, изменив — по доброй традиции нашей печати — все имена. Я называю эту традицию доброй, потому что она воистину гуманна, потому что, борясь с дешевой сенсационностью и сплетней, она избавляет и без того страдающего человека от излишних страданий. Да и не только его самого — его близких, его друзей.

Впрочем, кое-кто и с измененными именами узнает эту историю, извлечет из памяти многие подробности, которые некогда казались необъяснимыми. Ведь случилась она не на безлюдном острове, а в большом городе, хотя и давно.

Убийство относится к числу тех чудовищных преступлений, которые разум нормального человека отказывается понять и которые помнятся долго, вызывая самые различные толки и домыслы. Тем более убийство, оставшееся нераскрытым. А к великому горю близких и к стыду тех, кто вел следствие, убийство студента Гусарова на долгие годы осталось загадкой. Это произошло — ни много ни мало — тридцать восемь лет назад, в 1931 году…

Труп нашли утром. Он лежал поперек пешеходной дорожки, и в предрассветной темноте на него наткнулся ранний прохожий. Подумал, что пьяный — свалился ночью и замерз, но, присмотревшись, увидел на снегу темное кровавое пятно, запекшееся ледяной коркой.

На крик поднялась вся улица — бежали, натягивая ватники и шубы прямо поверх белья. В суете и спешке затоптали следы. Когда прибыла наконец милиция, никто уже не в силах был отличить, где старый след, где новый. Труп успели повернуть и даже обыскать — не терпелось узнать, кто он, этот несчастный парень с зияющей раной на голове.

Документы были на месте — документы, которые подтверждали, что убитого звали Антон Гусаров, что учился он на втором курсе пединститута и что от роду ему еще не было двадцати лет.

С чего начать? Какие улики искать — и где?

Убийство казалось загадочным, и, пожалуй, именно таким оно и было. Потому что любая версия, которую выдвигал следователь, тут же отвергалась, не выдерживая напора несомненных и доказанных фактов.

Месть? Но у Антона не было врагов. Ни с кем он не ссорился, никому не переходил дорогу. Допросили десятки студентов, преподавателей, знакомых, соседей — и без результата.

Зависть? Случается, что низменное чувство толкает мелкого душой тщеславного человека на самые тяжелые преступления. Но у Антона — у него-то какие могли быть завистники? Чему завидовать — отметкам в зачетной книжке? А больше пока еще ничем прославиться он не успел.

Корысть? Проверили и эту версию, какой бы абсурдной она ни казалась: ведь студенческая стипендия — весь доход Антона Гусарова.

Отец его погиб в гражданскую, мать, учительница, умерла от тифа несколько лет спустя. Соседи и друзья не дали пропасть мальчишке. Был еще брат, работал в Харькове на заводе, кормил свою семью. Когда Антону было совсем худо, брат затягивал поясок потуже, шел на почту, и Антон получал перевод…

Но ведь преступник, ожидающий в темноте одинокого прохожего, обычно не изучает заранее достаток своей жертвы. У него свой «профессиональный риск»: иногда повезет, а иногда уходит с пустыми руками. Если вообще уйдет…

Но тогда он уносит добычу или, во всяком случае, ее ищет. Трудно поверить, что, убив ради наживы, он не возьмет бумажник, где почти вся стипендия, полученная четыре дня назад, или часы — хоть и плохонькие, но все же часы.

Не нашлось только перстня, грубого металлического перстня, который Антон всегда носил на правой руке. Это было такой редкостью в те времена — студент с кольцом! — что запомнилось всем.

Харьковский брат рассказал, что этот перстень носил когда-то отец. Массивное кольцо из меди («самоварное золото», — говорила мать) он привез еще с мировой войны. Купил где-то на барахолке. А порадоваться ему не успел… Через несколько месяцев ушел в Красную Армию и оставил перстень дома. «Может, и не вернусь», — сказал он, прощаясь. Когда отца убили, перстень стала носить мать. В кольце была потайная ниша: туда положила она крохотное фото отца.

Цена перстню — грош, но для Антона это было не просто кольцо, а память о родителях. После смерти матери он с ним не расставался. И вот — кольца нет…

Казалось, эта пропажа подтверждала версию об убийстве ради наживы. Ведь убийца мог не знать, что кольцо из меди, для несведущего оно вполне гляделось как золотое.

Но где гарантия, что кольцо не снял один из доброхотов, суетившихся возле трупа? Сколько их там было — в давке и темноте?! Мог затесаться и мародер. Тогда версия о корыстном убийстве становилась невероятной.

Шаг за шагом, минута за минутой восстановило следствие последний день Антона Гусарова. Ничем не примечательный день. Вечером был в городской читальне. Ушел едва ли не последним. Один. Труп нашли на улице, по которой он всегда ходил, возвращаясь из читальни домой. Все говорило за то, что убийство совершено именно здесь — и притом одним ударом, наповал. Орудия убийства не нашли тоже.

Друзья тяжело переживали гибель Антона Гусарова. Больше всех убивалась Лида Ветрова, студентка из той же группы. Многим это показалось странным: ведь подругой Антона ее никогда не считали. Невестой — тем более… А на похоронах рыдала, как жена: слишком сильно для «просто знакомой»…

Загадочное преступление, особенно убийство, всегда обостряет внимание окружающих, заставляет их подмечать все необычное, странное. Эта повышенная настороженность не раз помогала следствию раскрывать запутанные дела. Слов нет, далеко не каждое подозрение приводит к постижению истины, но проверяется каждое.

Так было и на этот раз.

— Вы любили Гусарова? — спросил Лиду следователь.

— Вовсе нет, с чего вы взяли? — возмутилась она.

— А почему вы так переживаете его гибель?

Лида отвечала нервно и дерзко, но следователь не обижался. «Повышенно возбудима, чрезмерно эмоциональна», — отметил он про себя. Ничем, что говорило бы о ее причастности к преступлению, прокуратура не располагала. Слезы? Ну, плакала… Разве это улика?

— Но ведь вы собирались за него замуж, — заметил следователь на всякий случай.

— Да что вы!.. — вспыхнула Лида. — Кто это вам сказал? Я выхожу за другого… На этих днях…