Аркадий Ваксберг - У крутого обрыва

Тогда и решили: Галя с матерью тотчас уедут из города и поселятся за тысячи километров от родных мест.

Подавленная, потерявшая способность сопротивляться и самостоятельно, по-взрослому решить в эту ответственную минуту свою участь, Галя безропотно подчинилась.

Через несколько дней мать и дочь покинули город, уехав к «внезапно заболевшей» сестре. А в далекой Москве, сидя на кровати в студенческом общежитии, возвратившийся с практики Слава снова и снова перечитывал немыслимо жестокие строки Галиного письма. Оно было продиктовано ее мамой и на всякий случай послано по старому адресу. Это был странный ответ на его предупреждение об отъезде на практику, которое он отправил в Воронеж и которое Галя не успела получить.

«Между нами все кончено. Не пиши мне больше и не пытайся меня искать: я уезжаю совсем, и мы никогда не встретимся. Я хорошо подумала и поняла, что совершенно не люблю тебя. Забудь все, что было. Галя».

А неделей раньше было датировано другое письмо:

«Славчик, милый, до нашей встречи осталось целых 57 дней. Мне кажется, я не дождусь тебя и сама прилечу в Москву. Приезжай поскорее, Славчик…»

Всего неделя разделяла эти письма, но между ними — целая пропасть. Только почерк один и тот же.

Мамин план осуществлялся блестяще.

Сделали так: открыли географическую карту, ткнули пальцем — жребий пал на безвестный сибирский городок. В нем и появилась на свет Маришка. Ни одна живая душа не знала здесь Галю и ее мать, и ни на один день не собирались они здесь задерживаться. Поэтому толки в этом городке Галину маму не волновали. Она решилась даже на преступление: сумела найти «ход» к некоторым деятелям местного загса, и те за взятку зарегистрировали Марину как ее дочь.

И вот с «чистыми» документами Галина мама отправляется в Киев. Муж уже там и ждет жену с крохотной «дочкой» — новые соседи, новые сослуживцы, новые знакомые и друзья знают о том, что «на старости лет» у Галиной мамы появился младенец. Накрыт стол, льется вино, «счастливых родителей» поздравляют с прибавлением семейства. Ни у кого нет никаких подозрений, Галина мама торжествует победу. Она спасла честь дочери, честь семьи, вышла из положения, решила тягчайшую задачу, которую неожиданно задала ей дочь.

Впрочем, задача еще решена не полностью: надо поскорее выдать дочь замуж, навсегда поставить крест на том, что было. Надо спешить, пока Галя не повзрослеет, не взбунтуется, не захочет устроить жизнь по-своему. А вдруг Галя не примирится с тем, что она — не мама Маришки, вдруг невзначай себя выдаст? Тогда — все насмарку, тогда срам и позор, никто не одарит ее своим вниманием, и останется она, бедная, навек не то старой девой, не то соломенною вдовой.

Вскоре Галю знакомят с одним молодым человеком. Его зовут Геннадий. Через несколько месяцев он получит диплом инженера. Он действительно очень милый, культурный юноша. Ему действительно очень нравится Галя. И хотя у нее нет к нему никакой любви, он тоже чем-то ей симпатичен. Проходит несколько месяцев и, подчиняясь не голосу сердца, а настойчивости своей мамы, Галя выходит за Геннадия замуж.

Галина мама считает это редкой удачей. Ей досадно лишь оттого, что она не может раззвонить о своем подвиге друзьям и знакомым. Она хитра и достаточно умна, эта Галина мама. Она-то не проговорится, будьте уверены. А чтобы никакие соблазны не обуревали и Галю, беспокойная женщина снова снимается с места и вместе с мужем и Мариной уезжает в Казахстан, к двоюродной сестре, оставляя Галю и Геннадия самостоятельно вить свое гнездышко: ей за дочь уже не страшно — пусть живет как хочет.

«С глаз долой — из сердца вон», — решает Галина мама. Разлучили Галю со Славой, она и выкинула его из головы. Теперь уедет Марина, и Галя совсем забудет про то, что было.

Сбывается и эта мамина надежда. Галя редко вспоминает о Марине: новые заботы, уйма хозяйственных дел, институт отвлекают ее от недозволенных дум. Правда, нет-нет да и вспомнится Слава, его шутки, его глаза, его руки. Но Галя отгоняет эти бередящие душу мысли: детство кончилось, началась другая, взрослая жизнь.

«Брось несбыточные надежды, смотри на вещи трезво», — говорила мама. И Галя старается.

«Где ты видела настоящую любовь? — вопрошала мама. — Разве она есть?» Всходит, нету, если ее обманул даже Слава.

Галя верная жена, хорошая хозяйка. А на душе пусто, эту пустоту не заполнишь вылазками в театр или вечерами с танцами. Пусто на душе, и от этого жизнь скучна и пресна. Но все же она идет своим чередом, и скоро на свет появляется Женька, сын Геннадия и Гали.

Проходит еще несколько лет. Ни взлетов, ни падений. Кончен вуз, неплохая работа, и комната, слава богу, ничего, и муж «не пьет, не гуляет».

Но отчего же так тоскливо, так скучно и все не радует — все, чему положено радовать?

Этого Галя не знает. А жизнь идет…

Наступает очередное лето, родители Гали приглашают ее с мужем и сыном приехать к ним погостить. Целых пять лет прошло, как они живут в Казахстане, и за все эти пять лет они не виделись ни разу: Галина мама умеет держать себя в руках, у нее есть воля и есть характер. Но теперь, пожалуй, не опасно ослабить струну — ведь прошло столько лет, и все улеглось, а повидать дочь и внука все-таки хочется.

Галя, Геннадий и Женька садятся в поезд. Всю дорогу Галя не перестает говорить о матери, об отце, о «сестре», предвкушая радость встречи после долгой разлуки.

Они сходят с поезда и еще добрых сто километров трясутся в машине. В затерянном посреди степи городке, у порога небольшого глинобитного домика их встречает вся семья: такой же моложавый, застенчиво улыбающийся отец, заметно постаревшая мать в праздничном платье и худенькая девчушка с огромным белым бантом в густых каштановых волосах.

Галя останавливается и не может подойти к ней. Она чувствует, что кровь жарко прилила к щекам, что подкашиваются ноги.

Она стоит и молчит. Мать первая приходит в себя и, догадываясь, что сейчас может случиться непоправимое, закрывает девочку своим крупным телом.

«Маринка!» — отчаянно шепчет Галя и бросается к ней, даже не выпустив из рук чемодана. Она отталкивает мать, не видя ее предостерегающих жестов, не слыша ее испуганного: «Галя, ты что?!» Она покрывает дочь поцелуями, заглядывает ей в глаза, гладит и тормошит ее, снова целует и только твердит: «Маринка, Маринка!»

Минуты длится это. Кажется, что — часы. Еще ничего не сказано вслух, еще, на худой конец, все можно объяснить привязанностью к младшей сестре, повышенной чувствительностью, многолетней разлукой. Но тот, кто обманут, и так уже все понял, и все остальные поняли, что понял он. Только Женька невозмутимо гоняется за петухом, да сбитая с толку Маринка жмется в углу, молчит, не по-детски мучительно морща лоб.