Владимир Кудрявцев - Избранные труды [сборник]

В случаях, если преступление не было совершено по добровольному отказу лица, намеревавшегося совершить это преступление, от его совершения, суд устанавливает соответствующую меру социальной защиты за те действия, которые фактически были совершены покушавшимся или приготовлявшимся». В то же время УК УССР редакции 1927 г. в вопросах ответственности за приготовление и покушение пошел по пути УК РСФСР 1922 г.

На практике применения УК УССР 1927 г. можно еще раз убедиться в неприемлемости принципа ненаказуемости приготовлений ко всем преступлениям.

Трудности уголовного преследования и квалификации предварительной преступной деятельности, схоластические подчас споры о границах приготовления и покушения в сочетании с дискуссиями о социальной опасности лица и т. д. и т. п. – все то, от чего была избавлена деятельность судебно-прокурорских органов РСФСР после издания УК РСФСР 1926 г., в полной мере сохранилось на Украине вплоть до 1928 г., когда и в УК УССР был введен принцип наказуемости всех приготовлений наравне с покушением и оконченными преступлениями.

Достаточно просмотреть судебную практику судов УССР за 1927–1928 гг., чтобы убедиться в том, какие серьезные трудности вызывала ненаказуемость приготовления, установленная первоначально УК УССР.

Так, например приговором Изюмского окружного суда от 11 февраля 1927 г. Фарафонов и др. были осуждены по ст. 16 и ст. 56–17 УК УССР, то есть за покушение на совершение разбойного нападения. Обстоятельства дела, как они указаны в приговоре суда, следующие: «Осужденные, вставши с поезда и вооружившись обрезами и ножами, пошли на станцию с целью совершения разбойного нападения. В тот момент, когда подсудимые вошли в станционный коридор, их заметил уполномоченный ОГПУ и крикнул им: «Стой». Осужденный Фарафонов и другие бросились бежать, но были задержаны» [372].

Осужденные в кассационной жалобе писали, что считают приговор неправильным, потому что их действия являются не покушением, а приготовлением к разбойному нападению, вследствие чего они согласно ст. 18 УК УССР должны быть освобождены от уголовной ответственности. Интересно, как Кассационная коллегия аргументировала необходимость отклонения жалобы осужденных и оставление в силе приговора окружного суда. Коллегия сослалась на то, что «подсудимые не имели возможности привести в исполнение своего намерения, то есть совершить нападение на кассу, по причинам, от них не зависящим» [373]. Приведенные аргументы, правильно обосновывающие общественную опасность действий, совершенных осужденными, и необходимость наказания этих действий, однако вовсе не доказывают, что данные действия являлись покушением, а не приготовлением к преступлению (этот вопрос обходится в определении молчанием, хотя в жалобе указывается именно на него). В действительности же здесь имело место приготовление к преступлению, а именно создание условий для осуществления разбойного нападения на кассу. Но и эти действия являются общественно опасными и должны быть наказаны. Именно поэтому Фарафонов и другие были привлечены к уголовной ответственности и осуждены.

Приведенный пример лишний раз показывает отрицательные последствия установления законом ненаказуемости приготовления.

При такой конструкции закона, для того чтобы обеспечить наказание лиц, совершивших общественно опасные приготовительные к преступлению действия, судебным органам приходилось идти на заведомо неправильную квалификацию и называть приготовление – покушением.

Некоторые криминалисты, высказывавшиеся в то время за ненаказуемость приготовления к преступлению (Чельцов-Бебутов, Паше-Озерский, Немировский и др.), критиковали ст. 19 УК РСФСР за то, что она «спрессовывает», смешивает приготовление и покушение [374]. В действительности же именно при ненаказуемости приготовления приходилось идти на заведомое смешение приготовления и покушения, дабы не оставлять безнаказанными общественно опасные приготовительные действия. Понимая это, названные криминалисты находили выход из положения в трактовке покушения с точки зрения субъективной, то есть наиболее реакционной, теории буржуазного уголовного права [375].

Вопрос о начале ответственности за умышленную преступную деятельность не мог различно решаться в республиканском законодательстве. Поэтому 20 Пленум Верховного Суда СССР 7 мая 1928 г. вынес специальное постановление, в котором разъяснил судам, что под начатым и неоконченным преступлением «Основные начала» понимают как приготовление, так и покушение. Это постановление 31 октября 1928 г. было утверждено президиумом ЦИК СССР и получило силу общесоюзного закона.

Начиная с 1928–1929 гг., все уголовные кодексы союзных республик устанавливают ответственность за приготовление и покушение как за оконченное преступление.

С тех пор и по сегодняшний день, вот уже 30 лет, действует в советском уголовном праве принцип уголовной ответственности за покушение и приготовление наравне с оконченным преступлением. В судебной практике он не только не вызывает никаких затруднений, а, наоборот, способствует эффективной борьбе с преступлениями.

Мы видели, что принципы ответственности за покушение на преступление и особенно за приготовление к преступлению претерпевали в нашем законодательстве изменения. Развитие этих принципов шло в соответствии с развитием социалистического уголовного законодательства в целом: все более полное и четкое проведение в жизнь материально-классового принципа уголовной ответственности и наказуемости.

Хотя, начиная с декретов 1918 г. и по сегодняшний день, покушение преследовалось наравне с оконченным преступлением, однако критерий определения конкретной меры наказания за покушение изменялся. «Руководящие начала» придавали в этом отношении решающее значение социальной опасности субъекта.

Действующее советское уголовное законодательство считает важнейшим критерием при определении наказания за покушение (как и за приготовление) объективную общественную опасность совершенного покушения на преступление, или приготовления к преступлению.

Понятие покушения в нашем уголовном законодательстве развивалось от сравнительно узкого к более широкому и обобщенному. Сравнительно узкое понятие покушения в «Руководящих началах» (только оконченное покушение), затем деление покушения на виды (оконченное и неоконченное покушение – по УК РСФСР 1922 г.) и, наконец, единое понятие покушения в УК РСФСР 1926 г. (в действующем УК УССР сохранилось деление покушения на оконченное и неоконченное, хотя УК УССР не упоминает этих терминов).

Более существенные изменения претерпела конструкция ответственности за приготовление к преступлениям. На протяжении десяти лет – с 1919 по 1928 г. – советское законодательство знало три конструкции ответственности за приготовление к преступлениям, это: 1) полная безнаказанность приготовительных действий (УК РСФСР 1922 г.); 2) наказуемость приготовления в порядке исключения, когда приготовительные к преступлению действия совершило социально опасное лицо (поправка к ст. 12 УК РСФСР 1922 г., внесенная в 1923 г.); 3) наказуемость приготовления наравне с покушением и оконченным преступлением («Основные начала» и ныне действующие уголовные кодексы союзных республик).