Владимир Кудрявцев - Избранные труды [сборник]

Понятие приготовления, подобно понятию покушения, развивалось в нашем уголовном законодательстве от узкого (в «Руководящих началах») до более широкого и правильного родового понятия приготовления – создание условий для совершения преступления.

Сам по себе факт быстрых изменений советского законодательства в связи с изменением стоявших перед ним задач, а также под воздействием практики является характерной особенностью социалистического законодательства. В. И. Ленин в речи на IV сессии ВЦИК говорил об этом замечательном свойстве нашего законодательства: «И если тот закон, который теперь вами принят, тоже окажется в тех или иных отношениях заслуживающим поправок, мы без всякого затруднения эти дальнейшие поправки, дальнейшие улучшения будем принимать так же, как вы вот сию минуту принимали поправки и улучшения к нашему Уголовному кодексу… Вы все, конечно, прекрасно знаете, что быстроты законодательства, подобной нашей, другие державы, к сожалению, не знают» [376].

История развития института ответственности за приготовление и покушение в советском уголовном законодательстве, борьба мнений вокруг этого вопроса дают богатейший материал для изучения при подготовке нашего будущего уголовного законодательства – как общесоюзного, так и уголовных кодексов союзных республик. Ознакомление с этим материалом позволяет судить о положительных и отрицательных сторонах каждой из конструкций ответственности за предварительную преступную деятельность и выбрать такую, которая наилучшим образом отвечала бы задачам борьбы с преступлениями на современном этапе развития Советского государства.

Преступление, как и всякое иное явление объективного мира, развивается от возможного к действительному. Прежде чем действовать физически, всякий человек, в том числе и преступник, действует мысленно. Еще до совершения им умышленного преступления субъект обдумывает свой преступный замысел, взвешивает все аргументы «за» и «против» и, наконец, принимает окончательное решение совершить преступление; у лица складывается в основных деталях представление о сущности данного преступления и о средствах его совершения, определяется психическое отношение к преступному результату в форме желания достижения преступной цели. Все эти процессы, происходящие в сознании лица, можно назвать формированием умысла .

Формирование умысла есть чисто психический процесс, и потому не может объявляться наказуемым. Советское уголовное законодательство, как говорится в ст. 1 УК РСФСР, «имеет задачей охрану социалистического государства рабочих и крестьян и установленного в нем правопорядка от общественно опасных действий (преступлений) »… (курсив мой. – Н. К.). Формирование умысла действием не является, и поэтому оно не может влечь за собой уголовной ответственности. В директивном письме Верховного Суда РСФСР по применению Уголовного кодекса РСФСР редакции 1926 г. указывалось: «Один лишь голый умысел, голое намерение совершить преступление, не выразившееся в конкретных действиях, не является преступлением и не влечет применения мер социальной защиты». [377]

Воздействие на лиц с антиобщественным образом мыслей осуществляется у нас не мерами уголовно-правового характера, а политическим воспитанием.

Безнаказанность мыслей и убеждений, даже в случае их антиобщественного характера, до тех пор, пока они не воплотились в конкретных преступных действиях является одним из основных принципов социалистической законности. К. Маркс указывал: «…никто не может быть заключен в тюрьму, либо же лишен своей собственности или другого юридического права на основании своего морального характера, на основании своих политических и религиозных убеждений… Мы требуем неприкосновенного правового положения для всякого негодного существа не потому, что оно негодно, а постольку, поскольку его порочность остается в пределах его образа мыслей; для которого не существует ни трибунала, ни кодекса. Мы, таким образом, противопоставляем дурной образ мыслей, для которого «не существует трибунала, дурным деяниям, для которых в случае, если они противозаконны, существует трибунал и уложение о наказаниях». [378]

Прямым следствием ненаказуемости мыслей и убеждений в советском уголовном праве является безнаказанность обнаружения умысла вовне. Обнаружение умысла – это выражение вовне устно, письменно или путем действия намерения совершить преступление. Обнаружение умысла тем лишь и интересно, что доказывает наличие у лица умысла, намерения совершить преступление. Но так как само это намерение, пока оно не воплотилось в определенное преступное действие (приготовление, покушение, соучастие и оконченное преступление), в советском уголовном праве ненаказуемо, то и обнаружение его вовне также ненаказуемо. К. Маркс указывал: «Но простое заявление о намерении сделать то-то и то-то не может послужить поводом для преследования меня ни со стороны уголовной, ни со стороны исправительной полиции… Только поступки доказывают, насколько серьезно было заявление» [379].

В силу сказанного следует признать, что выдвигаемые некоторыми советскими криминалистами [380]положения о том, что обнаружение умысла является первой стадией развития преступления и что обнаружение умысла в советском уголовном праве наказуемо, хотя бы и в порядке исключения («когда оно в силу особых условий за ключает в себе состав преступления»), представляются глубоко ошибочными.

Обнаружение умысла не является и не может являться стадией развития преступления. Стадией развития преступления называется лишь то, что служит ступенькой к достижению преступного результата, что в большей или меньшей степени, но обязательно способствует причинению ущерба объекту преступления, приближает субъекта к намеченной цели [381].

Обнаружение умысла ни одним из указанных признаков стадии развития преступления не обладает. Высказыванием намерения совершить преступление или совершением конклюдентных действий, свидетельствующих о наличии такого намерения, субъект не создает никаких благоприятных условий выполнения преступления. Ни в обусловливающей, ни тем более в причинной связи с совершением преступления обнаружение умысла не находится. В результате обнаружения умысла посторонние лица узнают о преступном намерении субъекта – это является единственным последствием обнаружения умысла. Нетрудно заметить, что обнаружение умысла не только не приближает субъекта к преступной цели, но, напротив, отодвигает от нее. В отношении такого субъекта могут быть приняты меры предосторожности, вследствие чего реализация его преступного намерения станет либо вовсе невозможной, либо весьма затруднительной. Не случайно поэтому преступники очень редко обнаруживают свои преступные намерения до того, как совершением приготовительных действий или исполнением преступления им поневоле приходится их обнаруживать. [382]