Алексей Федяров - Невиновные под следствием [litres]

– Ты у этой власти никогда не просила денег, никогда не работала на государственном бюджете, никогда не получала грантов. Почему именно за тобой уже два года такая охота?

– Мне кажется, у всех аллергия на всех. Это воспалительный процесс. Бедные не любят богатых, богатые не любят бедных.

– До какого момента ты будешь продолжать этим заниматься?

– Да нет, конечно, никакого момента.

– Зачем тебе это?

– У меня всегда на такой вопрос один ответ. Потому что ты можешь. Ты знаешь, что там за забором, что в это невозможно поверить, невозможно принять. Знаешь, каково семье, каково детям. Недавно в Германии мы нашли бездомную собаку. Пес умирал, стояла жара. Он забился в яму. У нас были свои дела, но не было вопросов. Русские, не зная языка, звонят в полицию, в общество защиты животных, ищут миску с водой. Когда приехал полицейский, мы оставались там до тех пор, пока не убедились, что приехали ветеринары, что собаке воткнули капельницу, потому что она уже не могла пить воду. Так вот, просто мы с тобой умеем ставить капельницу.

юрист, консультант Hand-help.ru (правовые консультации, связанные с наркотиками)

– Политика наказания по делам о наркотиках ужесточилась не так давно. Как ты думаешь, она начала давать плоды? Общество это видит или пока нет?

– Мне кажется, в результате ужесточения наказания за наркотики у общества теряется доверие к государству. Люди видят несправедливость, их дети или они сами оказываются крайними, а на ситуацию с распространением и употреблением наркотиков это никак не влияет. Как все происходило, так и происходит, просто кто-то сидит… Идея строгих наказаний же в том, что люди будут бояться и держаться подальше от наркотиков, вот в Азии, например, есть казнь за наркотики, расстрелы. Но я уверен, что репрессии никого не останавливают. Я не видел ни одного человека, который бы прекратил употреблять наркотики, потому что за это предусмотрено наказание. Чаще всего становятся жертвами наркомании, зависимости от наркотиков из-за переживаемой человеком боли, нереализованности. Зависимость – это болезнь, и она не пройдет от того, что за нее будет наказание 20 лет, расстрел или еще что-то. Люди не прекращают употребление наркотиков из-за страха и насилия, наоборот, это усугубляет их положение и уменьшает шансы бросить. А молодые люди, которые пробуют наркотики в 14–15, вообще не думают ни о смерти, ни о тюремных сроках, их вообще нельзя напугать. Это не мои слова, я просто цитирую тех, кто занимается детской психологией. Подростки ничего не боятся, их невозможно напугать какими-то санкциями или болезнями, такое просто не работает. Последние десятилетия наказание только ужесточается, что, однако, никак не влияет на уровень распространения наркотиков. При этом любопытно, что с алкоголем этих санкций и сроков нет, а количество больных алкоголизмом, по официальным данным, сокращается.

– Бывает так, что человек отбыл, скажем, срок 8– 9 лет за наркотики, вышел и устроился в жизни, нашел себя?

– Я принимал участие в делах нескольких человек, отбывших сроки, но я даже не знаю, если честно, как у них сейчас дела. Да и в целом я не так давно работаю, у меня не так много тех, кого я наблюдал до и после длительного срока лишения свободы. Понятно, что очень тяжело реализоваться после этого, устроиться как-то в жизни. Это скорее не мои эмпирические наблюдения, а теоретические знания. Много препятствий возникает у людей после срока, никакой ресоциализации нет. Например, девушка сидела за героин, сидела немного, вышла, никаких проблем с наркотиками после срока у нее не было. Но на ее примере я видел, как зона ее возвращала обратно. Выходят ее знакомые, которые предлагают ей что-то, а устроиться работать она не может – не берут из-за справки о судимости. Людям, которых общество выкинуло, вернуться обратно очень сложно. Они становятся частью сообщества криминального, им ничего больше не остается. Именно поэтому мы знаем про 80 % рецидивов, особенно по этой категории дел.

– Что надо сделать, чтобы людям, посаженным на огромные сроки по наркотическим статьям, после выхода было куда идти и что делать? Возможно ли это вообще – вернуть их в жизнь? Изменить отношение к тюрьме как к универсальному и сакральному способу решить все проблемы с человеком?

– Мне кажется, уже вся система правосудия такая, не про наркотики даже речь, а в принципе про эффективность наказания в виде лишения свободы, к которому я отношусь как к крайне неэффективному. Это карательный инструмент, он блага для общества не приносит, а просто увеличивает насилие. Понятно, что сейчас фактически единственный предлагаемый вариант для людей, которые преступают какие-то границы, – посадить. В обществе не создано никаких других эффективных инструментов по разрешению конфликтов, ничего иного не остается. Люди требуют кого-то посадить не из-за присущей им злобы, жестокости и ненависти, а потому, что они не знают, какие еще есть методы работы с правонарушителями, преступниками. В России не занимается этим никто. Есть же восстановительное правосудие, которое предполагает разрешение конфликта не путем наказания, а восстановлением прав, примирением, включением человека в общество. Если бы государство этим озаботилось, все было бы по-другому, но у нас даже в теории не разрабатываются такие подходы. С наркоманией это лучше всего видно, все призывают сажать и изолировать наркоманов. А кто-нибудь пробовал иначе воздействовать? Да, было принудительное лечение в советское время, но из-за закрытости информационного пространства никто даже не знал, как это влияет на людей. Исследователи, которые изучали этот опыт, говорят, что никому такое лечение не помогало вообще. Либо все обратно возвращались, либо их сажали за тунеядство. Но в России никто не смотрит на то, как можно обойтись без карательных мер, без принудительного лечения, без лишения свободы, хотя такой положительный опыт есть, например в Португалии. Проблема в неэффективности пенитенциарной системы, она много где неэффективна, но пусть она хотя бы не будет пыточной и калечащей.

– Когда, по-твоему, преследуемый уголовно уровень сбыта стал таким градированным: крупные дилеры отставлены в сторону, мелочь делает статистику? Вверху – кто-то неизвестный, кто продает большие партии, а внизу – вот эти сбытчики, получающие минимальные вознаграждения, не подготовленные ни к защите, ни к тому, что они могут сесть на колоссальный срок. Почему правоохранительные органы так спокойно это съели и занялись низкоуровневым сбытом, оставив в стороне работу по трансграничному и трансрегиональному наркотрафику?