Рауль Джинджолия - Унификация оценочных признаков при квалификации преступлений против личности

На наш взгляд, члены Коллегии Верховного Суда РФ совершенно неправильно интерпретировали здесь текст и содержание ч. 4 ст. 81 УК РФ. По ее смыслу речь, естественно, не может идти о нарушении такого принципа уголовного права, как объективное вменение вины, т.е. о возможности привлечения к уголовной ответственности психически ненормального человека. Согласно положениям ч. 4 ст. 81 УК РФ, на которую ссылается Коллегия в своем определении по делу Дзанхотова, лица, заболевшие после совершения преступления психической или иной тяжелой болезнью, могут лишь подлежать уголовной ответственности и наказанию в случае их возможного выздоровления, если не истекли сроки давности.

Таким образом, законодатель имеет в виду в ст. 81 УК РФ отнюдь не непрерывную уголовную ответственность, которая, якобы (по мнению Коллегии Верховного Суда РФ), висит, как «дамоклов меч», над психически больным невменяемым человеком всю жизнь в ожидании его выздоровления. Положения данной статьи устанавливают лишь основания для возможности возобновления уголовного преследования психически больного человека, ранее совершившего преступление.

В связи с вышеизложенным, нам представляется совершенно обоснованным, законным и справедливым решение Верховного Суда республики Северная Осетия-Алания, освободившего Дзанхотова на период его пребывания в невменяемом состоянии от уголовного преследования. Это не исключает возможности привлечения его к уголовной ответственности после обретения им вменяемости и при соблюдении требований закона о сроках давности. В таком случае в составе преступления появится недостающий элемент — субъект преступного посягательства. Вероятные же опасения, что выздоровевшему Дзанхотову удастся избежать уголовной ответственности и наказания в связи с решением Верховного суда Республики Северная Осетия-Алания об освобождении его от уголовного преследования на период психического заболевания, лишены основания. Согласно установленной в ст. 445 УПК РФ процедуре продления, изменения и отмены мер медицинского характера, все вопросы, связанные с реализацией любой из них, являются прерогативой суда, без соответствующего решения которого лицо не может быть выписано из психиатрической больницы или переведено в стационар иного типа. Возобновление дела (т.е. уголовного преследования) в отношении лица, к которому применимы меры принудительного медицинского характера, производится по правилам, указанным в ст.446 УПК РФ.

Спорными нам представляются и некоторые разъяснения по общим вопросам судебной практики, содержащихся в отдельных постановлениях Пленума Верховного Суда РФ.

Так, в постановлении «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» от 27 мая 1998 г. Пленум Верховного Суда РФ разъяснил: «Под склонением к потреблению наркотических средств или психотропных веществ следует понимать любые умышленные действия, направленные на возбуждение у другого лица желания к их потреблению (уговоры, предложения, дача совета и т.п.), а также обман, психическое или физическое насилие, ограничение свободы и другие действия с целью принуждения к приему наркотических средств или психотропных веществ лица, на которое оказывается воздействие. Для признания преступления оконченным не требуется, чтобы склоняемое лицо фактически потребило наркотическое средство или психотропное вещество» (п. 14).

Приведенное разъяснение представляется необоснованным как с теоретических, так и с практических позиций.

Склонение к совершению правонарушения есть не что иное, как специальный вид подстрекательства. В соответствии же с законом подстрекателем признается лицо, склонившее (а не склонявшее) другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом (ч. 4 ст. 33 УК РФ). Поэтому действия, направленные на склонение другого лица к потреблению наркотических средств или психотропных веществ, но оказавшиеся безуспешной попыткой, следует квалифицировать как покушение на данное преступление.

Критикуемое разъяснение не адекватно отвечает и задачам правоприменительной практики. Во-первых, вряд ли можно признать оконченным преступлением предложение покурить сигарету с марихуаной, сделанное курильщиком такой сигареты своему приятелю, который отверг это предложение, считая его несерьезным. Во-вторых, позиция, занятая Пленумом Верховного Суда РФ, исключает возможность добровольного отказа от попытки склонить к потреблению наркотических средств или психотропных веществ. Между тем действия субъекта, уговорившего другое лицо к потреблению наркотика, а затем помешавшего ему потребить это вещество не подпадают под законодательное определение покушения на преступление, но полностью соответствуют описанию добровольного отказа в ст. 31 УК РФ. В-третьих, трудно представить себе повод к возбуждению уголовного дела о подобном преступлении и доказательственную базу, на которую должно опираться обвинение [320] См.: Рарог А.И. Правовое значение разъяснений Пленума Верховного суда РФ //Государство и право. — С. 54. .

Недостаточно обоснованные разъяснения содержатся и в постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» от 14 февраля 2000 г. [321] См.: Судебная практика к Уголовному кодексу Российской Федерации /Отв. ред. В.М. Лебедев. — М., 2001. — С. 353—361. .

В абз. 2 п. 8 данного постановления разъясняется, что за вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления к уголовной ответственности могут быть привлечены лица, достигшие 18-летнего возраста и действовавшие в этих целях умышленно. «Следует, — отмечается в постановлении, — устанавливать, осознавал ли взрослый либо допускал, что своими действиями вовлекает несовершеннолетнего в совершение преступления. Если взрослый не знал о несовершеннолетии лица, вовлеченного им в совершение преступления, он не может привлекаться к ответственности по ст. 150 УК РФ».

Последнему предложению противоречит указание на то, что взрослый может привлекаться к ответственности за данное преступление в случаях, когда он не только знал, но даже допускал, что своими действиями вовлекает в преступление именно несовершеннолетнего. Во-первых, это противоречит общей тенденции Уголовного кодекса РФ об усилении ответственности за совершение преступлений в отношении заведомо несовершеннолетних. Во-вторых, такая форма психического отношения, как сознательное допущение, связывается в законе (ч. 3 ст. 25 УК) исключительно с общественно опасными последствиями и не может иметь своим предметом других признаков состава преступления. В-третьих, установление уголовной ответственности за вовлечение в совершение преступления лица, несовершеннолетие которого не осознавалось, а лишь допускалось вовлекающим, находится на грани объективного вменения и чревато необоснованным расширением рамок применения ст. 150 УК РФ. В том же пункте постановления разъясняется, что «преступления, ответственность за которые предусмотрена статьями 150 и 151 УК РФ, являются оконченными с момента вовлечения несовершеннолетнего в совершение преступления либо антиобщественных действий независимо от того, совершил ли он какое-либо из указанных противоправных действий».