Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

В большинстве дел, рассмотренных Судом, нарушение статьи 6, § 1, было вызвано отступлением от одного из более специфических требований доказывания, закрепленных в статье 6, § 3, Конвенции. Третий параграф статьи 6, как сказано в деле «Deweer v. Belgium» (постановление от 27 февраля 1980 года), представляет собой особый случай применения общего принципа справедливого правосудия, закрепленного в первом параграфе этой статьи.

Достаточно распространенной при этом является жалоба на нарушение статьи 6, § 1 и 3 (с), в связи с тем, что на первоначальных допросах, протоколы которых потом были использованы в уголовном деле и в приговоре, не присутствовал адвокат. Такая жалоба может быть сформулирована двумя способами: как жалоба на отказ в предоставлении правовой помощи (статья 6, § 3 (с),

Конвенции) или как жалоба на несправедливость процесса в связи с использованием доказательства, полученного без участия адвоката. Российский УПК содержит прямое указание на то, что доказательства, полученные от обвиняемого или подозреваемого в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, не подтвержденные в суде, являются недопустимыми (статья 75, ч. 2).

Прямо Конвенция не требует присутствия адвоката при производстве всех следственных действий. Его участие необходимо, когда следственное действие совершается с участием подозреваемого, когда подозреваемый является источником информации.

Особенностью Европейской конвенции — в отличие от многих национальных правовых систем — является то, что она не гарантирует информирования обвиняемого о том, что ему полагается адвокат. Это право сформулировано в некоторых международных документах, например в статье 14, § 3 (d), Международного пакта о гражданских и политических правах [293] Где оно названо «правом [обвиняемого], у которого нет правовой помощи, быть информированным о его праве [на правовую помощь]» — cм.: http:// www2.ohchr.org/english/law/ccpr.htm . Конвенция же не требует, чтобы обвиняемому были разъяснены его права. Теоретически Суд может найти нарушение Конвенции в ситуации, когда заявителю не разъяснили права и в результате этого он не смог воспользоваться правовой помощью. Однако нарушение здесь все же будет состоять не в самом факте не-разъяснения прав, а скорее в отсутствии правовой помощи в результате этого. Впрочем, как будет показано ниже, в последнее время Суд начинает придавать все большее значение тому, были ли обвиняемому разъяснены его права.

Суд традиционно старался оценивать не отдельные дефекты головного расследования, а то, насколько тот или иной дефект в ходе процедуры мог повлиять на возможности защиты и в итоге на приговор. Анализ дела «Imbrioscia v. Switzerland» (постановление от 24 ноября 1993 года) показывает, что даже очень серьезные ограничения права на защиту на предварительном следствии не могли убедить Суд в том, что была нарушена статья 6, во всяком случае до тех пор, пока у подозреваемого оставалась возможность оспорить полученные таким образом доказательства в суде и пользоваться в течение судебной стадии процесса услугами адвоката без каких-либо ограничений. Суд в этом деле готов был допустить (хотя бы и косвенно), что адвокат не вызывался на допросы на следствии по вине государства, и не усмотрел нарушения в использовании доказательств, добытых без адвоката, в обоснование приговора. Несмотря на эти дефекты, отдельные нарушения права на защиту в этом деле, по мнению Суда, не повлияли на справедливость процесса в целом.

Таков традиционный подход Суда, который с точки зрения оценки справедливости процесса в целом, имеет, однако, очень большой практический недостаток, особенно в контексте континентальных систем уголовного процесса. Он недооценивает важность предварительного следствия. В идеальной ситуации суд должен рассматривать доказательства ab novo. По умолчанию показания, данные на суде, должны иметь приоритет по сравнению с такими же показаниями, данными на следствии. На практике показания (особенно признательные), данные подозреваемым на следствии, часто являются основой приговора несмотря на последующее изменение линии защиты. Теоретическая возможность оспорить доказательства, полученные на следствии с нарушением права на защиту, есть всегда, но практически судьба процесса решается на первых допросах, поэтому так важно обеспечить справедливость процесса на самых ранних этапах.

Некоторые авторы утверждают, что длительное непризнание Европейским судом права на присутствие адвоката во время допросов в полиции не соответствует позиции Международного трибунала по бывшей Югославии, а также позиции Комитета против пыток Совета Европы [294] См.: Cape E., Namoradze Z., Smith R., Spronken T. Effective Criminal Defence in Europe. Antwerpen : Oxford : Intersentia, 2010. Р. 39. .

Действительно, статут Международного уголовного трибунала предполагает право подозреваемых на помощь адвоката с момента первого допроса, во всяком случае это является наиболее очевидной его интерпретацией [295] См.: http://www.icty.org/x/cases/mucic/tdec/en/70902732.htm . . Несомненно, присутствие адвоката на допросе затрудняет применение пытки к подозреваемому, и с этой точки зрения это очень важная гарантия. Вместе с тем статья 6 Конвенции касается не запрета пыток, а справедливости судопроизводства и исходит из того, что по общему правилу подозреваемого не пытают. В этой ситуации вопрос «нужен ли на допросе адвокат» будет решаться Европейским судом с точки зрения концепции справедливого правосудия, а не с точки зрения профилактики насилия в полицейских участках.

В более поздних делах Европейский суд пытался оценить практические последствия нарушения права на защиту для дальнейшего хода дела.

В деле «Brennan v. the United Kingdom» (постановление от 16 октября 2001 года) заявителю, арестованному по подозрению в причастности к террористической деятельности, было отказано в доступе к адвокату в течение первых 24 часов из соображений безопасности — власти боялись, что он оповестит находящихся на свободе сообщников. Заявитель не давал показаний в течение этого времени. По истечении суток у адвоката появилась возможность увидеться со своим клиентом, но он по каким-то своим причинам отложил свой визит в тюрьму. Заявителя допросили, и он дал признательные показания, которые были впоследствии использованы в приговоре как ключевые доказательства его виновности. Наконец заявителю удалось встретиться с адвокатом, однако первая их встреча происходила в присутствии полицейских (последующие — в конфиденциальной обстановке). Вместе с тем адвокату не было позволено участвовать в последующих допросах, в ходе которых подозреваемый продолжал давать подтверждающие его вину заявления, впоследствии использованные в приговоре.