Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

В своем решении германский суд указал, что незаконность допроса не должна в этом деле иметь слишком далеко идущих последствий. При оценке того, насколько незаконность первоначального следственного действия «отравляет» последующие доказательства, суд учел тяжесть преступления, в котором обвинялся заявитель, а также серьезность нарушения его прав (угроза пытками). Таким образом, германский суд произвел операцию «взвешивания интересов»: государственная политика противодействия пыткам, с одной стороны, и государственный интерес в расследовании убийства — с другой.

Интересно, что после такого определения заявитель дал в суде признательные показания и сказал, что полностью раскаивается.

В результате суд приговорил его к пожизненному заключению. Приговор был основан в значительной степени на признательных показаниях заявителя, данных на суде, а также подкреплен показаниями сестры жертвы, вещественными доказательствами и рядом косвенных улик — результатами исследования трупа мальчика, анализом отпечатков автомобильных шин на месте преступления, протоколами обысков и выемок, в результате которых у заявителя были найдены деньги, выкуп, уплаченный родителями мальчика, и т.п.

Таким образом, приговор был полностью основан на материалах, полученных и исследованных в ходе судебного разбирательства. Ни один из протоколов допроса заявителя на следствии судом рассмотрен не был.

Теория «справедливости в целом» продолжалась размываться и после дела «Gäfgen». Следующим шагом на этом пути стало дело «Salduz v. Turkey» (постановление от 27 ноября 2008 года).

В этом деле заявителя, 17-летнего юношу, подозревали в участии в запрещенной политической демонстрации и изготовлении плаката в поддержку курдского лидера. Его арестовали и допросили, без адвоката. Протокол о задержании заявителя полицией указывал на то, что он принимал участие в демонстрации. Перед допросом заявитель дал подписку о том, что ему сообщено о его праве не давать показания. Во время допроса он признал значительную часть фактов, которые ему инкриминировались. Несколько других участников демонстрации показали, что заявитель убеждал их принять в ней участие [300] Интересно заметить, что во время описываемых в деле событий турецкое право предусматривало обязательное участие адвоката в делах, где обвиняемыми являются несовершеннолетние, с момента ареста обвиняемого. Вместе с тем для дел, попадающих в компетенцию судов безопасности (специальные суды, созданные для рассмотрения дел о терроризме и политических преступлениях), было сделано исключение — обязательного участия адвоката в таких делах не требовалось. В 2003 году это изъятие было убрано из законодательства. .

Позже, когда его допрашивал следственный судья, заявитель отказался от своих первоначальных показаний. Он стал утверждать, что давал эти показания под давлением и что на самом деле оказался на месте демонстрации случайно. Заявителю предоставили адвоката. На суде заявитель продолжал утверждать, что он невиновен. Сообвиняемые также отказались от своих первоначальных показаний. Была проведена экспертиза плаката, который заявитель, по мнению полиции, изготовил, но эксперт не смог прийти к каким-то определенным выводам о том, кто написал этот плакат.

Турецкие суды приговорили заявителя к двум с половиной годам заключения. Приговор был основан на первых допросах заявителя и сообвиняемых полицией, а также ссылался на результаты экспертизы и полицейские протоколы о задержании.

Правительство в этом деле предлагало Европейскому суду (Большой палате) воспользоваться старым подходом и оценить процедуру в целом. Действительно, как мы видим, в этом деле у заявителя был адвокат в течение основного судебного процесса и на значительной части следствия. Кроме того, против заявителя помимо его собственного признания были и другие доказательства, например полицейские протоколы, в которых утверждалось, что заявителя арестовали среди других демонстрантов, а также показания других сообвиняемых — активистов курдского движения.

Европейский суд отметил, что показания, добытые в первые дни и даже часы следствия, играют впоследствии очень важную роль на суде. Арестованное лицо находится в уязвимом положении и может не понимать всех сложных конструкций уголовного права и процесса. Ссылаясь на дело «John Murray», Суд признал, что он ранее соглашался с правом властей ограничивать право подозреваемого на встречу с адвокатом, но эти ограничения должны были иметь серьезное обоснование [301] См. очень интересную интерпретацию этих слов Европейского суда, данную английским судом в деле «Cadder», которое мы разбираем ниже. . Кроме того, никакое ограничение не должно полностью лишать заявителя права на правовую помощь. Например, в принципе недопустимо использовать признательные показания, добытые без адвоката, для обоснования обвинительного приговора [302] Это очень важное замечание Европейского суда, сделанное в § 55 постановления по данному делу, стоит запомнить, чтобы лучше понимать последние дела на эту же тему, на которых мы остановимся ниже. .

Анализируя факты дела, Европейский суд решил, что сама по себе норма турецкого законодательства, которая ограничивала доступ к адвокату для подозреваемых по особой категории дел, не соответствовала требованиям статьи 6 Конвенции. К тому же в данном деле основная доказательственная база была сформирована до того, как заявитель получил доступ к адвокату. Для турецких судов признательные показания стали основным аргументом для вынесения обвинительного приговора; при этом суды не оценили допустимость этих показаний в связи с нарушением права заявителя на защиту.

Если посмотреть на доказательственную базу по этому делу, становится понятно, что признание заявителя не было единственной уликой против него. Трудно сказать, был бы он приговорен без использования его собственных показаний, только на основе протокола задержания и показаний сообвиняемых. Тем не менее Европейский суд решил, что использование первоначальных показаний заявителя коренным образом повлияло на его приговор и тем самым на справедливость судопроизводства в целом, даже при наличии других серьезных доказательств.

Суд отметил, что заявитель дал подписку, из которой следовало, что ему разъяснили его право молчать. Однако, по мнению Суда, это нельзя расценивать как отказ от права. Заявитель был несовершеннолетним; кроме того, по всем делам, рассматриваемым судами безопасности, адвокат не полагался. Следовательно, отказа от права в данном деле не было. Европейский суд пришел к выводу, что здесь была нарушена статья 6, § 1, в совокупности со статьей 6, § 3 (с), Конвенции [303] Ряд судей (в частности, судьи Братца и Загребельский) в этом деле в своих особых мнениях пошли еще дальше и предположили, что право на адвоката должно возникать не с момента первого допроса, а с момента задержания. .