Владимир Эминов - Личность преступника. Криминолого-психологическое исследование

Психопатологические показатели двух групп отличаются больше всего. Оценка особенностей психопатологического синдрома в период совершения правонарушения показала, что этот признак в группе сравнения встречался почти в два раза чаше. Так, бредовые и сверхценные образования в основной группе составили 4%, в сравнительной — 22%, аффективные синдромы — соответственно 4 и 23,5%, различные варианты личностных расстройств — 38 и 56,5%, расстройства влечений — 2 и 26,5%, умственная отсталость — 4 и 14%.

Экспертное решение «вменяемы» было принято в отношении 88% лиц основной группы, а в группе сравнения — 63, «невменяемы» — 8% среди первых по сравнению с 31% в группе убийц.

Психиатрический диагноз в результате проведенных экспертиз выглядит следующим образом: «психически здоров» — 42% среди террористов, 10% среди убийц; «шизофрения» — соответственно 8 и 16%; «эпилепсия» — 2 и 2%; «психопатия» — 6 и 15%; «остаточные поражения головного мозга» — 24 и 33%; «алкоголизм» и «наркомания» — 4 и 10%; «умственная отсталость» — 2 и 4%.

Иными словами, в группе террористов доля лиц с психической патологией оказалась значительно меньшей, хотя личностные расстройства встречались довольно часто.

При сопоставительном анализе мотивации общественно опасных действий выяснено, что болезненная мотивация, если в нее включать психопатическую, составила 20% у лиц основной группы и 36% — в сравнительной группе.

Среди вариантов психологической мотивации поведения преобладала корыстная мотивация действий более чем у 68% террористов против 9% в группе сравнения. Это понятно, поскольку в основную группу были включены и лица, обвинявшиеся в захвате заложников в целях выкупа. При этом надо заметить, что корыстная мотивация не самая характерная черта бытовых убийц.

Мотив мести конкретным лицам отмечен лишь в 4% по сравнению с 10% в группе «обычных» убийц. В 1/3 случаев выявлены «иные мотивы» действий. Вообще мотивы террористического поведения не следует делить только на две группы: корыстные и бескорыстные, даже в случае захвата заложников. Такое поведение почти всегда полимотивировано, но некоторые мотивы на глубинном, смысловом уровне могут иметь бессознательный характер и не выявляются при недостаточно квалифицированном личностном анализе.

При анализе мотивов общественно опасных действий, кроме отмеченных выше преобладающих корыстных, выявлены мотивы истерической самоактуализации (6%), «наведение страха» (4%), получение политических выгод (6%), достижение конкретных целей (24%), установление «справедливости» (24%), уничтожение политических и иных противников, обеспечение торжества своей религии или нации (8%).

Психическое здоровье «обычных» убийц оказалось гораздо хуже, чем у террористов, и, следовательно, оказывало большое влияние на их преступные действия. Так, бредовые расстройства обнаружены у 22% среди первых и только у 6% среди вторых, аффективные расстройства — соответственно у 23,5 и 4%, синдромы расстройств личности — у 55,9 и 38%, синдромы расстройств влечений — у 26,5 и 2%, слабоумие — у 13,7 и 4%. Что касается некоторых психологических данных, то они характеризуют террористов следующим образом: мнестические процессы в норме зафиксированы у 84%, высокий темп умственной деятельности — у 26%, достаточный — у 60%, устойчивое внимание — у 11%, устойчивая работоспособность — у 60%, высокий уровень обобщения — у 60%, средний — у 33%, способность обобщать существенные признаки — у 80%, способность к переносу и установлению логических связей — у 60%.

Более половины обследованных террористов были способны к четкому осознанию и постановке целей своего поведения, около половины могли четко оценивать промежуточные цели и прогнозировать возможные последствия своих поступков. Абсолютное большинство преступлений в группе террористов планировалось и готовилось заранее, в то время как в группе «обычных» убийц запланированными было только около 15%.

В этом отношении представляет большое значение выяснение роли того или иного лица в группе и влияние групповых взаимоотношений на поведение. Группоцентрическое поведение, т. е. ориентация на референтные нормы асоциальной группы при регуляции поступков, выявлено более чем у половины лиц из группы террористов. Лидирующее или высокое положение в группе занимали почти 3/4 обследованных, рядовых исполнителей была 1/4. В групповых преступлениях «бытовых» убийц имели место обратные отношения — среди обследованных убийц преобладали исполнители. 75% групп террористов состояли из пяти человек и более.

В криминальном аспекте анамнез в прослеженных группах весьма заметно отличался. В милиции в подростковом возрасте состояли на учете 6% лиц из основной группы и 16% лиц из группы убийц, т. е. почти втрое больше. К. уголовной ответственности до настоящего преступления привлекались 38% лиц из основной группы и около 48% — из группы сравнения. Среди террористов доля привлекавшихся к уголовной ответственности два раза и более составила 14%, а среди убийц — 31,4%. Большинство ранее привлекавшихся к уголовной ответственности в основной группе в настоящее время обвиняются в похищении людей в целях получения выкупа.

Эти данные дают все основания для важного предположения, что мотивы террористических действий в основном формируются не в неформальных малых группах, не под влиянием опасных общеуголовных преступников или в совместном совершении «обычных» преступлений. Возникновение и развитие указанных мотивов происходит в ходе семейного воспитания, под влиянием местных этнорелигиозных обычаев и традиций, носящих сугубо пережиточный характер, под влиянием призывов старших и авторитетных лиц. Данные обстоятельства имеют немалое практическое значение.

В свете сказанного большой интерес представляют полученные нами данные об отношении террористов и «обычных» убийц к содеянному: среди первых полностью отрицают свою виновность 31%, среди вторых — 20%, сожалеют о содеянном соответственно 8 и 12,7%. Такие различия отчасти могут быть объяснены тем, что «обычные» убийцы совершили насилие в отношении главным образом своих, а террористы — исключительно в отношении чужих и чуждых, которых к тому же ненавидели как представителей иной культуры. Последний фактор, как нам представляется, входит в число ведущих.

Под коррупцией как социально-правовым явлением обычно понимается продажность государственных чиновников, должностных лиц, а также общественных и политических деятелей. Познание свойств личности субъектов коррупционной деятельности представляет особый и повышенный интерес в криминолого-психологическом плане.

Личность коррупционера обычно изучается в двух аспектах: во-первых, как объект социальных связей и влияний и, во-вторых, как субъект, способный к активной, целенаправленной, преобразующей деятельности.