Константин Скловский - Повседневная цивилистика

Напомню, что существенным условием является такое, которое указано в законе в качестве существенного, без которого не может быть заключен данный договор либо относительно которого стороны выразили волю на его включение в договор.

Понятно, что порядок принятия заявки агента никаким законом не указывается в качестве существенного условия и агентский договор вполне может состояться и без него. А стороны никак не выразили своего намерения установить порядок подачи заявки.

Сомнительно вообще, что заявка агента – это акт, непременно присущий агентским отношениям.

Что касается доли выручки агента, условий об отчете агента и о принадлежности всего имущества принципалу, то все эти доводы решения совсем курьезны. По всем указанным пунктам в договоре решительно и буквально предусмотрено совсем иное – что все принадлежит агенту, что он действует за свой счет и на свой риск. Отчитываться в этом случае ему не о чем.

Но, главное, никто в процессе и слова не сказал о незаключенности договора! Суд явным образом вышел за пределы иска, хотя, вообще говоря, он такого делать не вправе.

И в то же время такой вывод суда был очевидным выигрышем дела для нас. Ведь это означало, что договора нет и, стало быть, мы добились желаемого.

Но явные противоречия и путаница в решении ставили нашу победу под угрозу. Такое решение могло быть отменено, причем для отмены имелась масса оснований – и в сфере материального, и в сфере процессуального права, и с точки зрения правильной оценки фактов.

Поэтому мы решили обжаловать решение в апелляционном порядке.

Наш противник, кажется, не понял смысла происшедшего и давал интервью в том смысле, что подтверждена действительность договора.

Нам предстояло бороться практически без противной стороны.

В апелляционной жалобе я ссылался на те противоречия, о которых уже сказано, и просил суд признать договор ничтожным, т. е. отменить решение и вынести иное. Нас устраивала бы и такая ситуация, при которой суд подтвердил бы позицию суда первой инстанции, сделав это более последовательно и укрепив тем самым решение.

Суд, однако, вполне удовлетворил нашу жалобу и отменил решение суда. Договор был признан ничтожным.

Последовала кассационная жалоба ООО «Меридиан».

В ней довольно неубедительно излагалась все та же идея, что договор не является договором о распоряжении имуществом.

Было и иное: например, ответчик обвинял суд в том, что тот не указал, какому закону противоречит договор. По мнению ответчика, ст. 168 ГК РФ применяется не иначе как с указанием на конкретный нарушенный закон.

Вообще говоря, формулировка ст. 168 ГК РФ о несоответствии сделки закону далека от такого подхода и позволяет устанавливать несоответствие сделки нескольким нормам в их связи, что само по себе, может быть, и не лучшее решение, но такой вариант избран нашим законодателем.

Конкретный закон должен указываться в том случае, когда незаконность сделки понимается более узко – как нарушение запрета (и такая конструкция кажется более удобной гражданскому обороту). Впрочем, в нашем случае был нарушен именно запрет на распоряжение имуществом учреждения (ст. 298 ГК РФ). Поэтому в данном пункте жалоба не имела никакой почвы.

Не более убедительны были и доводы жалобы в части оспаривания выводов суда о притворности сделки. Но в этой части и решение суда было изложено, наверное, не самым лучшим образом.

Я уже говорил, что суды не очень жалуют норму ст. 170 ГК РФ и прибегают к квалификации сделки как мнимой или притворной в самых крайних случаях (и при этом не всегда верно, особенно в налоговых спорах).

Трафаретные ходы в этой сфере не выработаны, что само по себе не вдохновляет судей.

В апелляционном постановлении выводы о притворности сделки были мотивированы, скажем так, довольно кратко. Во всяком случае, многие аргументы, изложенные в моем выступлении в суде апелляционной инстанции, суд опустил.

Поэтому мне не оставалось ничего другого, как защищать позицию суда, подкрепляя ее теми доводами, которых в постановлении не было. Иногда такой подход бывает оправдан.

Но в этом случае суд кассационной инстанции был явно не настроен миловать своих нижестоящих коллег.

Сначала мне был задан вопрос: что я вижу законного в лапидарном апелляционном постановлении? Сам по себе вопрос не сулил ничего хорошего для апелляционного суда. Я попытался распространить смысл постановления и показать, что его умолчания могут быть восстановлены из текста закона. Но мои объяснения были отброшены: полагалось защищать только текст постановления и не выходить за его рамки.

Затем судья попросил меня сказать, какой конкретно договор прикрыт притворным. Имелось в виду, что к прикрытой сделке применяются относящиеся к ней правила.

Суд требовал назвать номер статьи ГК РФ.

Но вопрос был некорректный.

Дело в том, что агентский договор прикрывал договор пользования имуществом. В нем были черты аренды – того ее вида, который предусматривает передачу имущества в пользование без передачи владения. Однако аренда – договор возмездный. А мы ведь имели договор очевидно безвозмездный. Таковым является ссуда. Но ссуда не допускает передачи пользования без владения.

Нельзя было сказать и о том, что договор смешанный: договоры одного типа вообще не могут смешиваться. Нельзя смешать куплю-продажу и дарение (хотя можно куплю-продажу и подряд), нельзя смешать и аренду со ссудой (хотя можно аренду с оказанием услуг) и т. п.

Для прикрытых сделок нормы о видах и типах договоров вообще часто невыполнимы. Может быть прикрыт не только гражданский, но и, скажем, трудовой договор. Прикрытой может быть самая невероятная сделка, квалификация которой по части второй ГК РФ невозможна. Но это и не нужно.

Достаточно убедиться в законности или незаконности договора, что происходит одновременно с выяснением его природы (но не типа).

В данном случае, каким бы ни был прикрытый договор, он все равно являлся договором о распоряжении имуществом, а распоряжение имуществом учреждению запрещена. Вот и все действие п. 2 ст. 170 ГК РФ в нашем деле.

Но суд с этим не согласился, и апелляционное постановление было отменено. Договор был признан незаключенным.

Этот вывод был мотивирован гораздо более обстоятельно, чем это делалось ранее, причем настойчивых, чтобы не сказать – суггестивных, суждений о правильности договора, составлявших основное содержание решения суда первой инстанции, больше не было.

Такой исход я считал выигрышным с того момента, когда мы получили текст решения суда первой инстанции. Нашей задачей, повторюсь, было устранить противоречия в судебном акте и исключить возможность пересмотра данной позиции. Теперь эта задача была выполнена.