А. Тер-Акопов - Мировые религии о преступлении и наказании

При ином подходе, исключающем нравственный критерий, определившаяся тенденция криминализации общества, по обоснованному мнению А. А. Тер-Акопова, видится вполне объяснимой. Однако он же замечал, что право в своей основе, в глубинных тайниках, как бы в историческом подсознании народа таит проверенные временем обычаи, традиции, религиозные установления, которые связывают людей в единое общество, придают ему устойчивость, оправдывают или отвергают политические решения и законодательные акты, осуждают или, напротив, одобряют поступки людей независимо порой от того, соответствуют ли они правовой форме [303] .

13. Как содержание невозможно без формы, так право немыслимо без органа его применения, без правоприменителя, и в частности без суда.

Идея разделения властей, отделения судебной власти от иных властей и от силы также находит свое презумируемое отражение в Декалоге. При этом суд означает не силу, но истину и милость [304] . Следовательно, суд Божий трактуется как истина, справедливость, милость и спасение. Продолжая использовать образ корабля, можно сказать, что право без правоприменителя – как судно без команды, а суд в данной метафоре достоин роли капитана этого корабля и его команды. Интересно сравнение Р. А. Папаяна, согласно которому закон – формализация нравственного начала, а суд – формализация оценки сбоев нравственных основ общества, сбоев, произведенных не из закона, а из расшатанной нравственности [305] .

14. Как и любое методологические явление, Декалог представляет собой соединение идеального с реальным. Известное изречение гласит, что если бы форма явления совпадала с его сущностью, содержанием, то всякая наука и познание были бы излишни. Так и идеальное не может полностью совпадать с реальностью. Исследователи справедливо указывают на то, что сам Моисей осознавал некую утопичность идей о праведности всех членов человеческого общества (Числ. 11, 29; Мф. 18, 3), однако при этом отмечают «не обезоруживающую недостижимость конечной цели, а бесконечность пути» [306] . Тем самым заповеди Моисея остаются верным определением идеального общества, в постоянном стремлении к которому и должна развиваться история человечества [307] .

2. Дух и буква уголовного закона

Начало XXI в., 2000-летие христианства ознаменовались появлением ряда заметных работ о соотношении духовности, нравственности и права [308] . Вспомним слова Президента Российской Федерации о том, что порядка без порядочности не бывает, что «для России поиск национальной идеи – это что-то вроде поиска смысла жизни. Занятие в целом небесполезное и небезынтересное… Решая стоящие перед нами задачи и используя при этом все самое современное, все самое новое, генерируя эту новизну, мы вместе с тем должны и будем опираться на базовые морально-нравственные ценности, выработанные народом России за более чем тысячелетнюю свою историю. Только в этом случае мы сможем правильно определить ориентиры развития страны. И только в этом случае нас ждет успех… Наша страна только тогда займет достойное положение в мире, мы с вами только тогда сможем сохранить и нашу государственность, и суверенитет, если наши граждане будут видеть, будут чувствовать, будут уверены в том, что все усилия государства направлены на защиту их кровных интересов: на улучшение их жизни, на повышение их благосостояния и их безопасности. И если они смогут гордиться своей страной. Каждый гражданин России должен чувствовать свою сопричастность с судьбой государства. И каждый должен иметь шанс законным образом улучшить свою собственную жизнь, приумножить трудом богатство своей Родины» [309] .

Лейтмотивом многих современных выступлений, публикаций звучит тема защиты прав личности, проверки наших законов «человеческим фактором» с учетом того, что «все прогрессы (и процессы) реакционны, если рушится человек».

Авторы настоящей работы как единомышленники разделяют и развивают положение о том, что право – один из безусловных духовных компонентов общества, важнейший инструмент в обеспечении духовности и в ее развитии [310] , в связи с чем и сформулирована тема данного раздела. Действительно, в разных вариантах народная, историческая мудрость гласит, что судить нужно по закону и по совести, что правоприменителю нужно дать не только букву, но и дух закона, иначе дух этот он будет трактовать сам, по своему разумению и с учетом своей профессиональной деформации сознания.

Давно с точностью до аксиомы установлено, что мудрый законодатель должен смотреть на себя как на естествоиспытателя; он не изобретает, не делает законы, а лишь формулирует, он «выражает в сознательных положительных законах внутренние законы духовных отношений» [311] ; закон должен приспособляться к правовой природе вещей [312] , являться сознательным отображением жизни [313] ; а идеи, в том числе уголовно-правовые, возникают там и тогда, где и когда для этого и для их реализации созданы объективно необходимые условия. В этом смысле от государства в нормотворческом процессе зависит настолько много, что законодатель своими действиями определяет «нравственную физиономию общества» [314] .

Неблагоприятная криминальная (равно как социально-экономическая) ситуация в современной России отчасти обусловливается соответствующим качеством нашей законодательной, правоприменительной и правоисполнительной деятельности. Это положение наглядно может быть охарактеризовано следующим изречением: все хотят, чтобы право было на их стороне, но мало кто хочет быть на стороне права (и правды), в особенности в современных условиях, когда воздействие основных источников формирования духовности минимизировано либо они находятся в заглушенном состоянии, а поиск национальной идеи, как всегда, многотруден и мучителен.

Для того чтобы право, закон не были «пустым сотрясанием воздуха, пустым звуком» [315] , чтобы они не характеризовались как плохие, мертвые, они должны удовлетворять целой системе взаимосвязанных требований и условий: формальных и материальных, внешних и внутренних, абсолютных и относительных, идеальных и реальных, но главное – требованиям и условиям объективности. Это возможно тогда, когда у закона имеются и «дух», и «буква» (категории близкие, но не совсем тождественные с парными категориями формы и содержания, сущности и явления) [316] . Так что проблема качества законов далеко не исчерпывается технократическими правилами нормотворчества и юридической техники, современное состояние которых также оставляет желать лучшего.

В этой связи вряд ли продуктивными являются своеобразные определения права через естественно-научные категории (и как «математика свободы», и как «физика социума», и как «социальная геометрия»), тем более что известное изречение гласит: если бы геометрические аксиомы затрагивали интересы людей, то они, наверное, опровергались бы. Именно недооценка роли духа закона приводит к тому, что в общественном сознании к современным правовым предписаниям у нас отношение по-прежнему нигилистически-скептическое, а уровень негативных аспектов правосознания всех социальных слоев продолжает оставаться весьма высоким, причем приобретает новые, ранее неизвестные, фантасмагорические проявления (как реакция на нормативы по форме законные, а по существу являющиеся издевательством над законом).