Геннадий Есаков - Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки

Прилагая по-новому сформулированную презумпцию mens rea и к традиционной для неё области тяжкого убийства, [1137]и к оставшемуся обширному пространству уголовного права, [1138]суды штатов и федеральной судебной системы постепенно выработали практически единообразный терминологический стандарт данной презумпции, инструктируя присяжных следующим, к примеру, образом:

«Вы можете, но не обязаны (курсив мой. – Г.Е .) сделать заключение о том, что лицо намеревается совершить то, что он (она) совершает или что является естественными и необходимыми последствиями его(её) собственного деяния. Намерение может быть установлено выводами из всех фактов и обстоятельств дела при условии, что вы убеждены из всех таких фактов и обстоятельств вне разумных сомнений в том, что обвиняемый обладал требуемым намерением». [1139]

Примечательно, что чуть ранее по сравнению с американской практикой, в 1960-х гг., английский законодатель также отверг возможность инструктирования присяжных относительно mens rea в терминах обязательной опровержимой или даже обязательной окончательной презумпции.

Поводом к тому стало вызвавшее вал критицизма, прокатившийся по всем странам семьи общего права, решение Палаты Лордов по делу Дж. Смита, вынесенное в 1961 г. [1140]и ставшее очевидным отступлением от практики, сложившейся в 1930-1940-х гг. [1141]Согласно фактам дела, обвиняемый попытался скрыться от полицейского на машине с украденным ранее имуществом. Констебль, преследуя автомобиль, попытался повиснуть на нём, однако в итоге погиб, сорвавшись под колёса встречного транспорта. Судя по обстоятельствам дела, Дж. Смит не желал смерти полицейского, намереваясь только скрыться от него; более того, он глубоко сожалел о случившемся. Тем не менее он был осуждён за тяжкое убийство. Председательствующий судья проинструктировал присяжных следующим образом:

«Если вы убеждены в том, что… [обвиняемый] должен был как разумный человек ожидать с вероятностью наступления тяжкого телесного вреда (курсив мой. – Г.Е .) данному офицеру… и что такой вред в реальности наступил и офицер скончался как [его] следствие, тогда обвиняемый виновен в… тяжком убийстве». [1142]

Уголовно-апелляционный суд отменил обвинительный приговор, сочтя необходимым для констатации намерения причинить тяжкий телесный вред как разновидности злого предумышления доказать не ожидание последствий «разумным человеком», а реальное ожидание последствий данным обвиняемым:

«Если присяжные не убеждены в том, что он фактически ожидал этого (т. е. наступления тяжкого телесного вреда. – Г.Е.) тогда намерение, необходимое для образования злого умысла, не следует… считать доказанным. Этот чисто субъективный подход подразумевает, что если обвиняемый скажет, что он фактически не думал о последствиях, и присяжные сочтут, что это может быть правдой, то он может рассчитывать на оправдание по обвинению в тяжком убийстве». [1143]

Палата Лордов, напротив, восстановила осуждение Дж. Смита за тяжкое убийство, увязав в своём решении констатацию злого предумышления с неопровержимой презумпцией mens rea , возникающей из объективных обстоятельств содеянного:

«Как только… присяжные убеждены относительно этого (т. е. совершения подсудимым неправомерного и волимого насильственного деяния по отношению к кому-либо. – Г.Е. \ не имеет значения, что обвиняемый в реальности ожидал в качестве возможного результата и ожидал ли он вообще что-нибудь … В силу предположения, что он именно так ответственен за свои действия, единственный вопрос заключается в том, являлось ли неправомерное и волимое деяние такого рода, что тяжкий телесный вред был естественным и возможным результатом (курсив мой. – Г.Е.)» . [1144]

Решение по делу Дж. Смита, как уже мимолётно отмечалось ранее, вызвало волну критицизма, прокатившуюся от берегов Ирландии [1145]до берегов Австралии [1146]и не утихающую в какой-то мере вплоть до сегодняшних дней. [1147]По мнению Глэнвилла Л. Уильямса, решением Палаты Лордов в структуру mens rea тяжкого убийства была возвращена идея конструктивного злого умысла «на основе “объективного” критерия», [1148]т. е. злого умысла, создаваемого не реальным личным настроем ума индивида, а могущим не совпадать с предвидением конкретного обвиняемого предвидением «разумного человека», которое небрежно по природе, но отнюдь не намеренно. [1149]Сложно судить, насколько такой подход справедлив (особенно учитывая, что английские суды в 1960-х гг. – как то и было предсказано в одном из комментариев решения по делу Дж. Смита [1150]– избегали следовать последнему [1151]), но доктрина, в сущности, «обрушилась» на единственное «вопиющее предложение в решении по делу Смита, устанавливающее неопровержимую презумпцию намерения против лица, обвинённого в тяжком убийстве», [1152]– «не имеет значения, что обвиняемый в реальности ожидал в качестве возможного результата и ожидал ли он вообще что-нибудь». [1153]

Как следствие этой критики, английский парламент в 1967 г. аннулировал прецедентную значимость рассматриваемого решения, установив в ст. 8 Закона об уголовном правосудии следующее:

«Суд или присяжные при установлении того, совершило ли лицо правонарушение,

(a) не должны быть юридически обязаны заключать, что оно намеревалось относительно результата или предвидело результат своих действий только по причине того, что последний является естественным и возможным последствием этих действий; но

(b) должны решать, намеревалось ли оно относительно такого результата или предвидело такой результат, принимая во внимание все доказательства и делая такие выводы из доказательств, что кажутся подходящими в [данных] обстоятельствах». [1154]

С принятием данной нормы презумпция mens rea (или, если говорить точнее, презумпция такой формы mens rea , как намерение [1155]) в английской практике стала существовать только в рамках допустимого вывода.

В завершение изложенного анализируя историю и современное содержательное наполнение презумпции mens rea можно прийти к следующим выводам.

В эпоху своего зарождения презумпция mens rea являлась отражением объективизированного стандарта оценки mens rea , проявленной конкретным человеком. С позиций доктрины и практики уголовного права XVII–XVIII вв. индивид, сознательно вставший на путь зла, проявлял тем самым морально порицаемый настрой своего ума, который, исходя из объективной оценки, дававшейся ему и его действиям обществом, с необходимостью был связан со злоумышленностью и намеренностью поступка. Если эта презумпция, по его мнению, была неверна, то именно он должен был опровергнуть её. Именно таким видится фундамент презумпции mens rea в английской уголовно-правовой реальности коуковско-блэкстоуновской эпохи и американской практике XVIII – конца XIX вв.