Сборник - Дуэль Лермонтова и Мартынова

Барклай-де-Толли ограничился лишь осмотром наружным, видимо, посчитав обстоятельства и причины смерти очевидными. В любом случае составленное Барклаем-де-Толли судебно-медицинское заключение о смерти М.Ю. Лермонтова (Свидетельство № 35) далеко не в полной мере соответствовало указанному Наставлению.

Само Наставление составлено почти на 200 страницах. Оно содержит особенности медицинского осмотра тела в зависимости от предполагаемых причин смерти (раны от холодного оружия, огнестрельные раны, отравление, ожог и т. д.), и в нем довольно подробно описаны этапы и порядок проведения судебно-медицинского исследования тела погибшего, в том числе и с применением различных химических средств и тестов.

Заключение о смерти, находящееся в материалах дела, не включает всех обязательных положений, предусмотренных Наставлением, и занимает лишь треть страницы. Однако в любом случае, исходя из содержания данного медицинского заключения, можно сделать вывод о существенных обстоятельствах состоявшейся дуэли.

Участникам дуэли – обвиняемым Мартынову, Глебову и Васильчикову – следственной комиссией были представлены вопросы в письменном виде. Это называлось допросом по допросным пунктам.

Такая форма допросов применялась к чиновникам, дворянам и другим лицам, которые способны правильно излагать ответы на поставленные вопросы.

Вызывает интерес форма письменного обращения следственной комиссии к обвиняемым: «Покорнейше просим Ваше Благородие… (для Глебова; для Мартынова – «Покорнейше просим Ваше Высокоблагородие.»; для князя Васильчикова – «Покорнейше просим Ваше Сиятельство») уведомить нас на сем же», и далее следует список вопросов.

Создается впечатление, что это не следователь, а подчиненный задает вопрос своему начальнику.

Суть показаний Мартынова, Глебова и Васильчикова сводится к следующему. Причиной дуэли были шутки и остроты Лермонтова в отношении Мартынова, которые закончились ссорой на вечере у Верзилиных; секундантами на дуэли были Глебов и Васильчиков; никого, кроме указанных лиц, на дуэли не было; барьер был отмерен в 15 шагов; Мартынов первый пришел к барьеру, ждал некоторое время выстрела Лермонтова, после чего произвел выстрел.

В период следствия Мартынов и секунданты общались и согласовывали показания, что в то время являлось обычным явлением. Одной из задач такого поведения, видимо, была необходимость скрыть присутствие на дуэли А.А. Столыпина, и С.В. Трубецкого. Столыпина могли сурово наказать за повторное участие в дуэли (он участвовал в дуэли Лермонтова с де Барантом), а Трубецкого – за нахождение в Пятигорске без разрешения. Кроме того, оба они находились у Николая I на плохом счету.

Владимир Гау

Алексей Аркадьевич Столыпин (Монго). 1845

Акварель

Государственная Третьяковская галерея, Москва

В записке Мартынову Глебов писал: «Я и Васильчиков не только по обязанности защищаем тебя везде

и во всем, но и потому, что не видим ничего дурного с твоей стороны в деле Лермонтова и приписываем этот выстрел несчастному случаю (все это знают, судьба так хотела, тем более, что ты третий раз в жизни стрелял из пистолета; второй, когда у тебя пистолеты рвало в руке, это в третий), а совсем не потому, что ты хотел пролить кровь, в доказательство чего приводим то, что ты сам не походил на себя, бросился к Лермонтову в ту секунду, как он упал, и простился с ним. Что же касается до правды, то мы отклоняемся только в отношении к Т и С. (Трубецкому и Столыпину. – В.З.), которых имена не должны быть упомянуты ни в коем случае». Такое решение повлекло за собой изменения в показаниях, например, об обстоятельствах кто с кем и на чем приехал к месту поединка. Из показаний Мартынова следует, что Глебов был его секундантом, а Васильчиков – Лермонтова.

Косвенным доказательством того, что показания Мартынова и секундантов неправдивы, является то обстоятельство, что Мартынов в своих показаниях указывает, что Глебов и Васильчиков прибыли на дуэль в одних дрожках. Однако согласно дуэльным правилам не допускалось, чтобы секунданты противоборствующих сторон ездили на дуэль совместно – иначе их могли обвинить в сговоре.

Петр Соколов Сергей Васильевич Трубецкой. 1835 (?)

Акварель

Государственная Третьяковская галерея, Москва

В своей записке Глебов напишет Мартынову: «Прочие ответы твои совершенно согласуются с нашими, исключая того, что Васильчиков поехал верхом на своей лошади, а не на беговых дрожках со мной…». Он понимает, что по дуэльным правилам совместная езда противостоящих секундантов на место дуэли недопустима.

В ходе следствия были допрошены хозяйка дома, где произошла ссора Лермонтова и Мартынова, М.И. Верзилина, крепостной дворовый Иван Соколов, крестьянин Илья Козлов, дворовый человек Иван Смирнов, крепостной дворовый Иван Вертюков, однако их показания не имели никакого значения.

Вместе с тем не были допрошены Трубецкой, входивший в близкое окружение Лермонтова, и Столыпин, бывший самым близким другом Лермонтова, а также его родственником – двоюродным дядей.

Вместе со Столыпиным Лермонтов приехал в Пятигорск, где они проживали в соседних комнатах. В момент вызова на дуэль Столыпин находился рядом. Даже если бы Столыпин не был секундантом, он не мог не знать о причинах дуэли, обстоятельствах вызова на дуэль, попытках или, наоборот, об отсутствии попыток секундантов примирить противников, об условиях дуэли, то есть о существенных обстоятельствах, которые должно было установить следствие.

Можно предположить, что Столыпина и Трубецкого не стали допрашивать по следующей причине. Согласно действующим правилам, перед проведением допроса свидетели приводились к присяге, «каждый по своей вере». Обвиняемые и подсудимые к присяге не приводились. Именно поэтому к письменной присяге приводились лишь свидетели: М.И. Верзилина, И. Соколов, И. Козлов, И. Смирнов, И. Вертюков.

Мартынов, Глебов, Васильчиков к присяге не приводились, а значит, могли утаить некоторые обстоятельства по расследуемому делу.

Законодательством гарантировалась определенная защита прав обвиняемых и подсудимых. В целях своей защиты они могли давать любые показания, в том числе и не правдивые, без приведения к присяге, а задача следствия и суда состояла в их проверке и оценке.