Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

Вновь коварный законодатель использовал многоликие понятия, уклонился от единообразия, чем привнёс неразбериху в применении обсуждаемого права на радость мусорам. Разбирательство, рассмотрение… В общем-то, это один хрен, который, ввиду халявности немногим слаще редьки показался. А вот мусора прикогтились к этой разноголосице и выгодно для себя считают «разбирательство» более узким понятием, роднят его только с той частью рассмотрения, которая осуществляется в заседаниях слушанием дела. Тем самым Участия обвиняемых вычленяется из всех прочих составляющих общего рассмотрения, например, связанных с принятием промежуточных, подготовительных решений, связанных с осуществлением прочих сопутствующих процедур. Ловкая уловка в ловле блошек на живца.

Сам овца!

При дальнейшем терзании нормы о Праве на участие на поверхность чумными бубонами выступают другие погрешности и противоречия, влекущие уже привычные нам проблемы. С одной стороны, Право участия безоговорочно для всех инстанций. С другой же – следуя специальным нормам о порядке рассмотрения дел в этих инстанциях, мы находим, что Право действует «автоматически» только по первой инстанции. А для его воплощения во II инстанции или в надзорном суде требуется выполнение дополнительного условия: заявить ходатайство о своём участии. Не заявил такового ходатайства, да ещё в определённый срок, да ещё и в оговорённом формате – большой бэн тебе на воротник. То есть, мы сталкиваемся со всяческими обременениями Права, от которых зависит его реализуемость.

Или вот: тебе может привидеться, что Право участия в разбирательстве по первой инстанции распространяется на всю стадий? Ан нетушки. Обвиняемый может остаться за бортом, например, при заочном разбирательстве или когда суд рассматривать будет его Замечания на ПСЗ, или когда назначать будет судебное заседание без предварительных слушаний.

Само понятие «участие» в Кодексе не расшифровывается. И это позволяет мусорам щемить возможности защиты. Так, признавая кассационную стадию – более письменной формой производства, суды не считают обязательным до начала заседания предоставлять обвиняемым (осужденным) все «состязательные бумаги» по делу, представленные участниками суду с целью влияния на его выводы и решение. В частности, обвиняемому и защитнику не представляют копии возражений, дополнительных жалоб и материалов доказательственного значения. Что это, если не ограничение Права на участие?

Можно согласиться, что норма по статье 47 УПК является предписанием общего (универсального) характера. Допустим. Ведь существуют в её развитие правила по специальным нормам, в коих отдельно конкретизируется и уточняется Право на участие в более развёрнутом виде. А эти специальные нормы, притом, имеют преимущество в применении и по расшифровке для конкретных случаев. Да только все такие последующие оговорки, в свою очередь, столь корявы, что порой существенно изменяют содержание Права или вообще приводят к отмене его. В этом наблюдается результат влияния мусоров на редакцию Закона, когда под их давлением вносились изменения и дополнения, изуродовавшие УПК до безобразия. В итоге Кодекс ныне пренасыщен такими чёртиками-перевёртышами взамен стройных норм.

Дурацкими являются все без исключения ограничения, в которые укутали Право на участие. Глянь-ка, внутри нормы перечислены возможные судебные инстанции и отдельные стадии, на которые распространено Право участия. Из данной конструкции явствует, что на судебные рассмотрения всех иных вопросов Право не распространяется. Следовательно, обвиняемый не вправе рассчитывать на участие, например, в рассмотрении судом вопросов по контролю его корреспонденции, по проведению обыска и выемки в его жилище, по аресту его денежных средств и имущества. А сами суду в ответ на редкие возмущения по поводу таких ограничений голосят: Всё верно – нет Права, но ничего страшного, ограничения такие вполне компенсированы последующей возможностью обвиняемого обжаловать решения судов в вышестоящие сферы. Надо же, что за вздор! Указанными решениями и осуществляемыми на их основе действиями напрямую затрагиваются не менее значимые конституционные права и свободы обвиняемого, чем по, например, всё же учтённому в том же Законе решению о временном отстранении от должности. И то обстоятельство, что перечисленные следственно-судебные действия пытаются связать с мнимой «тайной следствия» или с необходимым аспектом неожиданности осуществления в значении устранения возможных противодействий – такие доводы не могут оправдать урезание Права защиты на доступ к правосудию (участию в нём). Допустимость и обязательность участия обвиняемого при рассмотрении и указанных вопросов права фактически подтверждается тем, что прямое участие стороны защиты предопределено и не умаляется при рассмотрении точно таких же вопросов в ходе рассмотрения дела первой инстанцией по существу обвинения. Указанные же ограничения для стадии предварительного следствия Закон никак не объясняет, и об их природе мы можем только догадки строить. Но сами нормы, а в особенности существующая практика ущемлений со временем подправляется с учётом всё же интересов защиты. В чувство законодателя и мусоров приводит Конституционный Суд.

Другой странностью видится отделение Права участия в судебных рассмотрениях дела от Права участия в разбирательствах по жалобам, подаваемым в суд в ходе предварительного следствия. По всем внешним признакам рассматриваемые в этих случаях судом вопросы касаются всё того же уголовного дела, само рассмотрение происходит в обычном порядке судебных заседаний с участием тех же сторон, а решения суда способны существенно повлиять и на ход самого производства по делу и на позицию обвинения. Умнички-юристы пытаются объяснить такое размежевание тем, что обжалование в порядке ст. 125 УПК, якобы, не затрагивает существа обвинения – то есть, вопросы преступности, причастности, вины и наказуемости не решаются такими рассмотрениями. Враньё. Жалобы на законность расследования, пусть косвенно, но всё же обвинение затронуть могут, да так затронуть, что обвинение прахом падёт. Так, через судебные решения о незаконности конкретных следственных действий их результаты (доказательства) вылетают в трубу ввиду недопустимости, что может повлечь даже прекращение уголовного преследования из-за явной необоснованности (читай – недоказанности) обвинения. Разве нет? Да, чёрт побери! Я лично одному чуваку слепил жалобу на незаконность прослушки и записи его телефонных переговоров, когда фэшники произвели такой контроль за пределами срока, установленного судом на проведение ОРМ. И что, суд подтвердил незаконность действий ментов, а после этого пришлось следаку вычленять из дела распечатки, расшифровки, аудионосители тех переговоров. Утраты эти оказались невосполнимы для мусоров. При том, что доказательства были единственными в своём роде, составообразующими. В том деле целый эпизод улетел из обвинения. А эпизод, между прочим, о приготовлении к заказной мокрухе, – голимый червонец могли по нему впаять… И напротив, монументально откованное в Законе Право на участие в рассмотрении судом вопроса об отстранении от должности уж точно не касается сути обвинений, любое решение суда по данному вопросу не скажется на производстве значимым образом. Так где же логика в нормативном обособлении? Её нет, но есть дурь. Таким разделением законодатель под давлением практикующих мусоров искусственно отгородил суды от возможных касательств любых вопросов по обвинительным процедурам и выводам на стадии расследования при рассмотрении судами каких-либо жалоб обвиняемого. А под предлогом таких завуалированных ограничений возникает формальный повод отказывать в удовлетворении жалоб или даже не принимать их к рассмотрению. Так то.