Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

Редкий случай – формулировка в Законе удачная. Не просто участие, но именно Помощь требуется обвиняемому участием защитника. Обвиняемый, ввиду прямой заинтересованности, выступает основным участником, а защитник – его помощником. Как подмастерье или ассистент, хотя познаниями и опытом адвокат должен бы превосходить обвиняемых (из числа быдла). Такая своеобразная заворуха, где подмастерье мастеровитее мастера, а призван быть наставником и попечителем. Но такова расстановка шаров на шахматной доске, и адвокат должен следовать ей во всяком случае. Что, в первую очередь, направлено на первостепенный учёт мнения подзащитного, на поддержание им выбранной позиции и интереса. Воля клиента – Закон даже если воля та неверно направлена, безрезультатна по воплощению.

Вольному – воля, зловонному – вонь.

А дело и долг адвоката – подсказать, пытаться убедить, но перечить окончательному решение подзащитного он не смеет, даже вне согласия своего с позицией подопечного. При этом, любое несогласие, противоречия во мнениях и вынужденность действий защитника вопреки его убеждениям не должны проявляться внешним образом, зримо для посторонних участников, дабы никак не порочить позицию защиты и не возбуждать сомнений только по одному уже факту несогласованности, а значит, слабости позиции защиты в целом. Порой такие огрехи дорого обходятся. Так, по моему делу защитник перед присяжными позволил себе высказывание: «Я в любом случае обязана с пеной у рта доказывать вам невиновность своего подзащитного».

Выражение «в любом случае» подразумевает и случай действительной виновности «подзащитного». Присяжные могли воспринимать сказанное защитником и так, что она оправдывается за свою роль в этом процессе, за себя лично; даже, если подсудимый и виновен, а это может предполагаться, она лишь связана такой вот обязанностью – защищать «в любом случае». (В том деле присяжные действительно так и восприняли заявление это, что мне известно от некоторых из присяжных при личном общении с ними). То есть защитник не столько защищал «с пеной у рта», сколько занималась отбелкой репутации (кстати, пены не наблюдалось). Для чего и почему так было сказано – второй вопрос. Но подобная двусмысленность, необдуманность в словах, определяющих общее позиционирование, способно единым махом перечеркнуть все усилия защиты, непоправимо вредят обвиняемому.

Когда мы говорим о Помощи защитника, разумеем деятельное, активное и эффективное его участие, направленное и способное достигать положительных (выгодных) результатов. Деятельность может быть и пассивная, но также в рамках договорённости и нужности по ситуации (вовремя промолчать, уклониться, не инициировать процедуру, оставить на усмотрение других).

Реальность и эффективность Помощи в главном и преимущественно оценивать должен ты сам. Оцениваешь своими убеждениями, мнением, знаниями функциональных возможностей защитника, наличием и исполнением договорённостей и процессуальными правами. Контролировать в разумных пределах участие защитника не только возможно, но и нужно. Ты вправе получать от него разъяснения о его конкретных действиях или бездействии. Сопоставляя возможности защитника по отдельно взятым процессуальным ситуациям, проведённую им работу по подготовке и в ходе мероприятий, степень участия и результаты, вполне возможно составить выводы о наличии Помощи и её эффективности. При этом, Помощь определяется как по характеру отдельных помогающих действий, так и в целом, а эффективность – не обязательно наступившим положительным выхлопом, но наличием всемерных усилий защитника, нацеленных на достижение желанного результата.

Вместе с тем, мы должны отдавать себе отчёт, помнить, что адвокат – не Джин всесильный ламповый. Не только его одной волей и желанием разрешаются твои проблемы и правовые вопросы судопроизводства. Ему так же оказывают мощное противодействие мусора. (Речь, конечно, идёт только о добросовестных представителях адвокатуры). Защитники – те же живые организмы и могут ошибаться, в чём-то лохонуться. Однако это может случаться простительно разок-другой, но не становиться системой в работе, и не иметь фатальности для позиции защиты.

Допустим. По делу об изнасиловании обвиняемый отрицает насильственный характер своих действий, настаивает на полюбовности половой связи с «потерпевшей». Мотивы претензий «жертвы» объясняет, как её оправдания измены законному супругу, который узнал о случае и этой сучке предъявляет. При такой позиции обвиняемого защитник должен направить свои усилия на поиск доказательств в пользу версии подзащитного. Отыскиваться и предварительно опрашиваться должны потенциальные свидетели отношений, как до, так и после «изнасилования». Если потерпевшая сообщает неправду, это можно установить через допрос и проверку показаний, когда через вопросы выявляются противоречия как внутри показаний «жертвы», так и в сравнении с иными доказательствами по тем же обстоятельствам. Инициируется добыча новых, дополнительных и тщательная проверка уже имеющихся сведений (осмотры, экспертизы и прочие), с целью опровержения обвинительной версии события деяния. Это выявиться, например, фактами об отсутствии на «месте преступления» следов борьбы, но наличием обычного порядка в вещах и обстановке, отсутствием значимых повреждений одежды и на теле терпилы и горе-любовника, и прочее подобное, что идёт в разрез с доводами и свидетельствами обвинения. Так вот, если любые из таких защитительных обстоятельств и доказательств о них прослеживаются, то защитник просто обязан выявить их в свете интересов подзащитного, как, например незначимые (царапины на теле – последствия экстаза); неочевидные в проявлениях (сброшены книги с полок, вывернут карман – причём здесь это?); неотносимые (следы крови и спермы на одежде другого срока появления и иного генотипа). Одновременно защитник принимает меры по исключению как недопустимых тех доказательств обвинения, что могут быть проблемны опровержением в обычном споре по их существу, и добивается получения, приобщения и рассмотрения собственных доказательств защиты.

А кроме этого, конечно, требуется его же активное участие по множеству других вопросов и за рамками процесса доказывания: жалобы, отводы, возражения и прочее. Всё участие защитника диктуется единой задачей – обеспечить и продвинуть интересы подзащитного в русле его версии о невиновности в изнасиловании. Объём всех возможных функций не может быть не известен адвокату, когда он настоящий профи и защитник по духу и призванию. Отмазки, типа: «Я не сделал, так как обвиняемый об этом не просил» – не канают. Это гнилой базар. Есть обязанность защиты, и она всеобъемлюща, то есть максимальна в заведомом объёме, а усечение объёма требуемых действий возможно только при наличии объективных препятствий к их осуществлению. Делает защитник всё возможное – он красавец и нет к нему вопросов. А если не принимает мер по многому и важному при отсутствии уважительных причин безделья, не даёт внятных объяснений этому – то урод и сволочь. Другой вариант, если защитник шевелится, а пользы от этих судорог не то, чтобы ноль, но только вред один. Например, по указанному случаю «изнасилки», защитник без должной проверки призывает нового свидетеля, а это хмырь на допросе заявляет, что в указанное время со стороны квартиры терпилы слышал истошные крики о помощи. Или защитник ходатайствует о проведении новой биологической экспертизы по одежде, а полученное заключение подтверждает версию обвинения о наличии следов насилия, в то время, когда прежнее Заключение по этому же поводу было исключено ввиду его недопустимости или не имело обвинительных выводов экспертов. Спрашивается: какого хрена он замутил эту движуху? Он фактически способствовал получению доказательства обвинения, а это – откровенное вредительство! Перед нами не защитник, а гадина. Естественным будет отвод такому с заявлением о нарушении именно им Права на защиту ввиду не только отсутствия таковой, но обвинительной деятельности его. Это обоснованно должно повлечь возврат разбирательства к той стадии, где допущены нарушения с дисквалификацией всех процедур и результатов, произведённых при такой «помощи» с обеспечением должной защиты.