Ефим Курганов - Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

Странная картина мне представилась: в довольно большой и опрятной комнате с низеньким потолком и яркими занавесками у окон, в углу, перед большим киотом образов, стоял налой, покрытый потертой парчой; перед налоем высокий, дородный и уже немолодой священник, в темном подряснике, совершал службу, по-видимому, молебствие; худой, заспанный дьячок вяло, по-видимому, подтягивал ему. Позади священника, несколько вправо, стояла, опираясь на спинку кресла, толстая женщина, на вид лет пятидесяти с лишним, одетая в яркое зеленое шелковое платье и с чепцом, украшенным пестрыми лентами на голове; она держалась сановито и грозно, изредка поглядывая вокруг себя; за нею, большею частью на коленях, расположилось пятнадцать или двадцать женщин, в красных, желтых и розовых платьях, с цветами и перьями в завитых волосах; их щеки рдели таким неприродным румянцем, их наружность так мало соответствовала совершаемому в их присутствии обряду, что я невольно расхохотался и посмотрел на моего приятеля; он только пожал плечами и еще с большим вниманием уставился в окно.

Вдруг калитка подле ворот с шумом растворилась, и на пороге показалась толстая женщина, лицом очень похожая на ту, которая в комнате присутствовала на служении.

– А, Прасковья Степановна, здравствуйте! – вскричал мой приятель, поспешно подходя к ней и дружески потрясая ее жирную руку. – Что это у вас происходит?

– А вот, – забасила толстуха, – сестра с барышнями на Нижегородскую ярмарку собирается, так пообещалась для доброго почина молебен отслужить.

– Так вот, графиня, – прибавил уже от себя Гоголь, – что же говорить о правилах и обычаях у нас в России?

Можно себе представить, с каким взрывом хохота и вместе с каким изумлением мы выслушали рассказ Гоголя; надо было уже действительно быть очень больным, чтобы в присутствии целого общества рассказать графине Виельгорской подобный анекдотец [95] Соллогуб В. А. Повести. Воспоминания. С. 442–444. .

Сравните теперь вышеприведенный вариант, зафиксированный Вл. Соллогубом, с более сжатым, но зато более откровенным и четким вариантом из записной книжки Нестора Кукольника (там есть великолепная пуантирующая формула: «Чтобы Господь благословил и делу успех послал», ускользнувшая от Вл. Соллогуба):

В обществе, где весьма строго уважали чистоту изящного, упрекали Гоголя, что он сочинения свои испещряет грязью подлой и гнусной действительности.

– Может быть, я и виноват, – отвечал Гоголь, – но что же мне делать, когда я как нарочно натыкаюсь на картины, которые еще хуже моих. Вот хотя бы и вчера, иду я в церковь. Конечно, в уме моем уже ничего такого, знаете, скандалезного не было.

Пришлось идти по переулку, в котором помещался бордель. В нижнем этаже большого дома все окна настежь, летний ветер играет с красными занавесками. Бордель будто стеклянный, все видно. Женщин много; все одеты, будто в дорогу собираются: бегают, хлопочут, посреди залы столик покрыт чистой белой салфеткой; на нем икона и свечи горят… Что бы это могло значить?

У самого крылечка встречаю пономаря, который уже повернул в бордель.

– Любезный, – спрашиваю, – что это у вас сегодня?

– Молебен, – покойно отвечал пономарь. – Едут в Нижний на ярмонку, так надо же отслужить молебен, чтобы Господь благословил и делу успех послал [96] Опубл. в кн.: Курганов Е. Я. Анекдот как жанр. СПб, 1997. С. 112–113. .

– А теперь опять вернемся к записи, сделанной Вл. Соллогубом.

Думаю, что только то шоковое состояние, в которое оказались повергнуты главные слушательницы, и в первую очередь чванная и гордая урожденная принцесса Бирон, в замужестве Виельгорская, и спасло Гоголя от ее сиятельного гнева. Но при этом несомненно и то, что, развертывая свою устную новеллу, Гоголь как раз и рассчитывал на то, что сумеет вызвать у своих слушательниц ощущение крайней растерянности и что никакого отпора он не получит.

Так «великий меланхолик» поступил с теми, кто осмелился учить его и утешать. Он разделался со своими великосветскими приятельницами с помощью анекдота.

Кроме того что повесть Гоголя «Нос» в жанрово-композиционном отношении совершенно откровенно решена в ключе анекдота, она еще и пронизана целым рядом микротекстов, которые по сути своей являются самыми настоящими анекдотами.

Эта анекдотическая пропитка повести «Нос» очень существенна и ни в коей мере не случайна. Все дело в том, что анекдот оказывается настоящей жанровой доминантой повести и на уровне главного сюжета, и на уровне общего фона.

Напомню сейчас один из «текстов в тексте», который органически входит в состав этой гениальной повести.

Когда майор Ковалев после исчезновения носа приходит в газету давать объявление о пропаже, возникает ситуация, явно выстраиваемая как самый настоящий анекдот:

Сам чиновник, казалось, был тронут затруднительным положением Ковалева. Желая сколько-нибудь облегчить его горесть, он почел приличным выразить участие свое в нескольких словах:

– Мне, право, очень прискорбно, что с вами случился такой анекдот. Не угодно ли вам понюхать табачку? Это разбивает головные боли и печальные расположения; даже в отношении к гемморроидам это хорошо.

Говоря это, чиновник поднес Ковалеву табакерку, довольно ловко повернул под нее крышку с портретом какой-то дамы в шляпке.

Этот неумышленный поступок вывел из терпения Ковалева.

– Я не понимаю, как вы находите место шуткам, – сказал он с сердцем, – разве вы не видите, что у меня нет того, чем бы я мог нюхать? Чтоб черт побрал ваш табак! Я теперь не могу смотреть на него… [97] Гоголь Н. В. Собр. соч: в 9 т. Т. 3. М., 1994. С. 49.

Вовсе не как источник (настаивать на этом у меня нет точных данных), а как функциональную параллель к этому эпизоду имеет смысл привести сейчас следующий анекдот из записной книжки Нестора Кукольника; точнее, это два однотипных анекдота о Якове Ивановиче Ростовцеве, фигуре весьма важной в царствование императора Николая Павловича:

Имея душевные недостатки, Ростовцев был к тому же еще и заика. Это послужило поводом к забавным столкновениям.

Однажды отец пришел просить о помещении сына в корпус. На беду он был также заика.

Выходит Ростовцев прямо к нему:

– Что…о ва…ам угодно?

Тот страшно обиделся. Заикнулся, кривился, кривился, покраснел как рак, наконец выстрелил – «Ничего!» и вышел в бешенстве из комнаты.

В другой раз служащий по армейскому просвещению офицер пришел просить о награждении, но Ростовцев не находил возможным исполнить его желание.

– Нет, почтеннейший! Этого нельзя! Государь не согласится.