Коллектив авторов - Мама, у меня будет книга! Как научиться писать в разных жанрах и найти свой стиль

12. Ольга Онойко «Дети немилости»

13. Роберт Беннетт «Город лестниц»

Для начала сделаем важную оговорку: магический реализм не жанр, а художественный метод, особый тип мировосприятия. Магический реализм – явление западного сознания XX века, которое стало реакцией на быстро меняющуюся картину действительности, попыткой осмыслить сложную многоплановую реальность. Термин «магический реализм» впервые был использован в 1923 году немецким искусствоведом Францем Роо в отношении работ молодых художников-авангардистов в статье «К проблеме интерпретации Карла Хайдера. Замечания о постэкспрессионизме», но большую известность получил после выхода монографии того же автора «Постэкспрессионизм. Магический реализм. Проблемы новейшей европейской живописи» (1925). Роо писал о магическом измерении, которое приобретают полотна за счет искажения пространственной перспективы. Применительно к литературе этот же термин был предложен французским критиком Эдмоном Жалу в 1931 году: «Роль магического реализма состоит в отыскании в реальности того, что есть в ней странного, лирического и даже фантастического, – тех элементов, благодаря которым повседневная жизнь становится доступной поэтическим, сюрреалистическим и даже символическим преображениям».

Магический реализм как направление традиционно связывают с литературой Латинской Америки. При этом отмечается особый тип восприятия, где чудесное настолько укоренено в действительность, что воспринимается как нечто заурядное в отличие от европейской взгляда на чудо как на нарушение привычного миропорядка. Среди крупнейших прозаиков в этом направлении выделяют аргентинцев Х. Л. Борхеса, А. Биой Касареса, Э. Сабато, Х. Кортасара, уругвайца Х. К. Онетти, мексиканцев Х. Рульфо, К. Фуэнтеса и Л. Эскивель, кубинцев Х. Лесама Лима и А. Карпентьера, бразильца Ж. Амаду, колумбийца Г. Гарсия Маркеса, гватемальца М. А. Астуриаса, чилийку И. Альенде, перуано-испанского писателя М. Варгаса Льосу. Так, в 1948 году венесуэльский критик и писатель А. Услар Пьетри применил термин «магический реализм» для описания самобытных текстов латиноамериканских авторов, представителей креольской прозы. Год спустя друг писателя кубинский писатель Алехо Карпентьер использовал формулу loreal maravilloso («чудесная реальность») в предисловии к своему роману «Царство земное» (1949). Карпентьер, ставший впоследствии идеологом магического реализма, отмечал, что для него характерно «все незаурядное, выходящее за рамки установленных норм». Согласно его концепции сама реальность Латинской Америки (история, география, этнический состав, культура, верования) органически чудесна, отсюда и получается свойственное ее культуре смешение фантастического и реального. «Чудесное» отличает латиноамериканскую литературу от явлений европейского модернизма по аналогии подлинное/мнимое, естественное/реальное. Произведения Карпентьера оказали большое влияние на развитие направления, расцвет которого пришелся на 60-е годы XX века.

Похожую концепцию «чудесного» освоения реальности в этот же период предлагает гватемальский прозаик М. А. Астуриас в романе «Маисовые люди». В ней он воспроизводит художественную модель мифологического сознания индейцев Гватемалы. Фантастическое повествование перемежается размышлениями об исторических событиях и общественных проблемах, об угнетенном состоянии народа (так проявляется «реалистическое» наполнение магического реализма). Идеи национально-освободительного движения в целом характерны для ранней прозы магического реализма. Карпентьер и Астуриас описывают героев – носителей коллективного мифологического сознания, сталкивая их самобытное мировосприятие с взглядом цивилизованного европейца.

Год издания первой книги Х. Л. Борхеса «Всеобщая история бесчестия» (1935) принято считать чуть ли не годом рождения «магического реализма» как уже окончательно оформившегося метода. Литературно-художественный потенциал раскрывается в новаторских приемах Х. Л. Борхеса: в смешении нескольких жанров, в склонности к мистификациям. В его текстах («Тлен, Укбар, Орбис, Терциус», «Вавилонская библиотека», «Лотерея в Вавилоне») описываются модели вымышленных миров, которые при ближайшем рассмотрении оказываются моделирующими метафорами. Художественный вымысел смешивается с историческими событиями, действительно существующие лица с вымышленными. Реальное и фантастическое до бесконечности отражаются друг в друге, как два зеркала. Проза Борхеса вводит в литературу свой вариант магического реализма и предопределяет его дальнейшее развитие: его тексты интертекстуальны, включают в себя реминисценции, аллюзии, заимствования из собственных произведений, мировой мифологии, из классических текстов.

Образцом магического реализма, который закрепляет его основные положения, становится роман Г. Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» (1967). На примере шести поколений рода Буэндиа писатель, как в романе-эпопее, выстраивает аллегорическую историю Латинской Америки, но вместе тем и всей человеческой цивилизации, что придает ему сходство с притчей (от зарождения мира до грехопадения, от Всемирного потопа до Апокалипсиса). Основой фантасмагорической картины миры становится мифологически ориентированная культура Карибского побережья Колумбии. Через эту фольклорную оптику пропускаются образы и мифы из Библии, Евангелия, античных трагедий, сочинений Платона, Рабле и Сервантеса, Достоевского и Фолкнера. Роман соединяет два типа времени, линейное и циклическое, соотнесенное с идеей катастрофы: «…история этой семьи представляет собой цепь неминуемых повторений, вращающееся колесо, которое продолжало бы крутиться до бесконечности, если бы не все увеличивающийся и необратимый износ оси». Фантастические детали (летающие ковры, бессмертные военачальники, несмываемые со лбов пепельные кресты), несмотря на кажущуюся избыточность, не противоречат принципу жизнеподобия и обязательно имеют под собой реальное обоснование. Сам Маркес объяснял это так: «Я убежден, что читатель «Ста лет одиночества» не поверил бы в вознесение на небо Ремидиос Прекрасной, если бы не то, что она вознеслась на небо на белых перкалевых простынях». Спустя 15 лет после выхода романа писатель получит Нобелевскую премию по литературе с формулировкой «За романы и рассказы, в которых фантазия и реальность, совмещаясь, отражают жизнь и конфликты целого континента». Большинство исследователей считают «Сто лет одиночества» кульминацией так называемого бума латиноамериканского романа.