Мария Елифёрова - #Панталоныфракжилет

Как устроен этот тип заимствований? При ближайшем рассмотрении очевидно, что не так, как те, что мы рассматривали в предыдущих главах. Заимствуется не само слово и даже не отдельные его части – используется лишь словообразовательная модель. Кальки поэтому нельзя отнести к настоящим лексическим заимствованиям, и слова типа водород точнее называть морфологическими кальками, а не лексическими.

Этот тип заимствований очень древний и характерен главным образом для книжной речи. Отличный материал для изучения таких калек – переводы Библии и раннехристианской литературы. Так, церковнославянский язык изобилует кальками с греческого: богословъ ( theológos ), Богородица ( theotókos ), богоносьць ( theophóros ), благочьстие ( eusébeia ), живописьць ( zográphos ), сребролюбие ( philargyría ), кумирослужение ( eidōlolatréia ), человѣколюбие ( philanthropía ) и т. д. Многие из них прижились в литературном русском языке и сохранились до наших дней.

С петровской эпохи популярность калькирования начинает снижаться, русский язык все чаще идет по пути прямых заимствований. Но и в это время кальки не перестают появляться – например, в географических названиях. Так, Средиземное море в древнерусскую эпоху называлось Великим. Нынешнее название – калька с латинского mare Мediterraneum . Немцы тоже в этом случае используют кальку – Мittelländisches Мееr (ныне чаще Mittelmeer ). Особая волна калек приходится на вторую половину XVIII в., когда в России складывается язык фундаментальных наук, светской философии и художественной литературы. Многие слова, вошедшие тогда в обиход, приписывают авторству конкретных людей: например, предмет (калька с лат. objectus ) – М. В. Ломоносову, личность (с франц. personnalité или английского personality ) – Н. М. Карамзину.

Проверить, действительно ли то или иное слово имеет автора, непросто. В этимологических словарях кальки не фигурируют, а составители учебников не ссылаются на первоисточники. Так, например, слово личность , судя по данным Национального корпуса русского языка, действительно вошло в употребление при жизни Карамзина, но означало чаще всего совсем не то, что в наши дни, – его основным значением было “личный выпад”, то, что мы сейчас называем переходом на личности . А Карамзин действительно один из первых, кто использовал это слово в современном значении: “Чувство бытия, личность, душа…” – в “Письмах русского путешественника” (1793), но там же он применяет его и в старом смысле. Примерно в то же время слово личность в привычном нам значении употребил А. Н. Радищев в эссе “О человеке, его смертности и о бессмертии”: “Где же будет память твоя? Где будет прежний ты, где твоя особенность, где личность?” Но изобрел ли Карамзин слово личность , сказать трудно. Нам хочется, чтобы у языковых инноваций был автор, творец. Это отвечает сразу двум мифам – во-первых, представлению о роли великих людей в истории, во-вторых, представлению о том, что язык находится под нашим контролем и мы управляем его развитием.

Вне зависимости от того, есть ли автор-гений у слов личность, влюбленный/влюбиться, нравственность, впечатление, влияние, сосредоточить , эти слова настолько прочно утвердились в русском языке, что кажется, будто они были всегда. На самом деле все это исторически недавние кальки с французских слов: personnalité, énamouré/énamourer, moralité, impression, influence, concentrer. Вряд ли старше их популярное ныне слово духовность : как ни удивительно, древнерусский язык его не знал. Как раз у этого слова автор, вероятно, есть – оно впервые появляется в начале 1750-х гг. в философских сочинениях В. К. Тредиаковского и в его употреблении означает “нематериальность” как свойство Бога [141] Тредиаковский В. К. Слово о мудрости, благоразумии и добродетели // Тредиаковский В. К. Сочинения и переводы, как стихами, так и прозою. Т. 2. – СПб., 1752. – С. 258. . В своих эссе Тредиаковский активно экспериментировал с переводами философской лексики методом калькирования, поясняя терминологию на нескольких языках – латыни, греческом и французском. Хотя к слову духовность пояснения он не дает, весьма похоже, что и оно сконструировано Тредиаковским. Для XVIII в. примеры из Тредиаковского – единственные, которые нам известны. В общее употребление это слово входит только со второй трети XIX в. и тогда же приобретает современное значение, а по-настоящему популярным становится лишь с 1880-х гг.

Что за чудеса – слово духовный в русском языке было как минимум с XI в., а слово духовность от него додумались образовать только много веков спустя? Не станем томить читателя: это калька с французского spiritualité , существовавшего еще в эпоху Возрождения. А оно, в свою очередь, калькировано со средневекового латинского spiritualitas . Аналогичным способом образовано слово нравственность – от французского moralité , которое восходит к латинскому mores “нравы”.

Эту группу русских калек второй половины XVIII в. отличает характерная особенность: многие из них обозначают абстрактные понятия. Как раз в это время в Россию проникают светская литература и философия европейского Просвещения. Столкнувшись с языковой традицией, непрерывно развивавшейся со времен Античности, русские переводчики почувствовали, что им катастрофически не хватает лексики, – и принялись разрабатывать собственный понятийный аппарат. Задача была в конечном итоге решена блестяще.

Важную роль кальки сыграли и в науке, только там источником был не французский язык, а латинский или немецкий. Например, обыкновенное слово насекомое – не что иное, как калька с латинского insectum , от in- (латынь не различает значения “в” и “на”) + sectum , причастие среднего рода от глагола secare “резать”. То есть насекомое – значит покрытое насечками (такое впечатление производит естественная сегментация тельца насекомого). В современном русском языке это слово не только перестало быть чисто научным термином, но и во многом утратило смысловую прозрачность. Непросто опознать в нем кальку без специальной подготовки.

Мода на морфологические кальки в русском языке переживала подъемы и спады, но полностью их приток никогда не прекращался [142] О кальках в русском языке XIX в. и о тенденции снижения популярности калькирования см. классическую старую книгу: Сорокин Ю. С. Развитие словарного состава русского литературного языка. 30–90-е гг. XIX в. – М.: Л.: Наука, 1965. – С. 164–170. . Например, в XIX в. к нам приходят взаимодействие (нем. Wechselwirkung ) и всесторонний (нем. allseitig ), с начала XX в. – небоскреб (англ. skyscraper ). Последнее слово оказалось чемпионом по калькированию. Практически во всех языках оно не заимствовано из английского, а переведено буквально или почти буквально: нем. Wolkenkratzer , франц. gratte-ciel , исп. rascacielos , греч. ouranoxýstis , укр. хмарочос . В ряде случаев первый элемент взят со значением “облако”, а не “небо”; в языках Юго-Восточной Азии, напротив, меняется второй элемент – там предпочитают не “скрести” небо, а “целовать”. Однако конструкция остается неизменной.