Мария Елифёрова - #Панталоныфракжилет

Исландцы – как мы уже знаем, большие любители калькирования – передают понятие “машина” как vél . В древнеисландском оно обозначало “хитрость, прием, ухищрение”. Почему было выбрано именно оно? Да потому, что таково было первоначальное значение латинского слова machina , от которого происходят наше машина и родственное ему французское machine . Следы этого значения сохранились в нашем слове махинация .

Конечно, без семантических калек не обошлась и наука. Например, наше электрическое напряжение – это калька с французского tension électrique , которое, в свою очередь, переделано на французский лад из итальянского tensione elettrica . Этот термин придумал в XVIII в. Алессандро Вольта. И французское слово tension , и русское слово напряжение существовали до открытия электричества – как термины механики и как обозначения человеческого состояния души или тела. Они приобрели новое значение вслед за итальянским словом. Так же поступили и немцы – они использовали слово Spannung с аналогичным значением. А вот англичане проявили оригинальность: по-английски, конечно, известно выражение electric tension , но общепринятым термином стало voltage – название, понятное дело, образованное от фамилии самого автора открытия.

Когда мы говорим о климатическом поясе , то слово пояс – это калька с греческого слова zṓnē , первичное значение которого и есть “пояс” (хотя нам известна и климатическая зона : иногда выбор между калькой и прямым заимствованием – дело вкуса). Мелькающая в заголовках современной прессы темная материя , которая до сих пор будоражит умы астрономов, – калька с немецкого Dunkle Materie , названия, которое придумал швейцарец Фриц Цвики в 1933 г. Но в русский язык оно попало, очевидно, не напрямую из немецкого, а через посредство английской кальки – dark matter . Таким же образом лингвистика приобрела слово союз . Оно существовало еще в древнерусском языке [146] Старейшие формы – съвузъ, совузъ. См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 3. – СПб., 1912. Стлб. 664–665. , но означало только союз людей (у него было еще несколько устаревших ныне значений, таких как “связка чего-нибудь”, но ни одного, относящегося к частям речи, среди них не было). В Новое время это слово было переосмыслено по аналогии с латинским conjunctio , которое тоже этимологически обозначает “соединение, связывание”.

Ну и, чтобы окончательно не скатиться в занудство – история научных терминов к этому располагает, – расскажем про слово, на которое в наши дни обычно принято реагировать непроизвольным хихиканьем: член . Еще в 1968 г. словарь Ожегова признавал за ним общее значение “часть тела (чаще о конечностях [147] Ожегов С. И. Словарь русского языка. – М.: Советская энциклопедия, 1968. – С. 871. )”, хотя в этом смысле оно уже тогда употреблялось редко и было невероятным архаизмом: поиск в Национальном корпусе русского языка за 1950–1960-е гг. дал только примеры типа член партии или член семьи . Нынешнее его употребление – сокращение от медицинского термина детородный член , которое является калькой с латинского membrum naturale .

Конечно, это не та латынь, на которой разговаривали древние римляне в помпейских термах, – это стыдливый эвфемизм, придуманный средневековыми врачами. Несомненно, он был в учебниках, которыми пользовался Франсуа Рабле, потому что автор “Гаргантюа” в 6-й главе, где речь заходит о гульфике, использует французскую кальку с этого термина – membre naturel (в переводе Н. М. Любимова, соответственно, детородный член ). Мой поиск в Google Books показал, что во французском это был легитимный медицинский термин вплоть до XVIII в., а затем он из употребления вышел – возможно, потому, что прилагательное naturel утратило значение “детородный” (французскому языку XIX–XX вв. оно уже неизвестно).

В древнерусском языке применительно к этой части тела использовались выражения срамной удъ или тайный удъ . Само по себе слово удъ обозначало “часть тела вообще”, “конечность”. А слово члѣнъ или чланъкъ , по-видимому, указывало на отдельный сегмент конечности: в словаре Срезневского даются примеры наподобие съвяза жилами простиратися удомъ по чьлѣномъ (“связал жилами, чтобы конечности распрямлялись в суставах”) или удеса ему по чланку рассѣдашася (“его части тела распались на отдельные сегменты”). По-видимому, позже специализация утратилась, и слово члѣнъ в значении “часть тела вообще” вытеснило удъ . В послепетровскую эпоху, при становлении языка медицины, оно было задействовано, чтобы сконструировать кальку с латинского membrum naturale . Получился детородный член . Но вот беда – не только медики нуждались в новой терминологии. Бытовой язык, на котором общались люди, не планировавшие становиться врачами, испытывал острый дефицит приличных названий этого органа. Тайный уд был слишком архаичен, прочее же – не для воспитанного светского общества… Пришлось обратиться к языку медицины. Но конструкция была слишком громоздкой, и волей-неволей прилагательное отпало. Слово член становится эвфемизмом мужского полового органа само по себе. Уже у Пушкина в “Гавриилиаде” есть пример его употребления в современном значении:

Эта трансформация произошла под влиянием французского – там слово membre как бытовой эвфемизм для обозначения пениса засвидетельствовано еще в XVII в. Оно фигурирует в первом европейском пособии по половому просвещению, которое носило заглавие “Школа девиц, или Дамская философия” и вышло в 1668 г. Автор этой смелой книги до сих пор неизвестен, но издателям пришлось пережить аресты и штрафы – книга содержала не только откровенные рассуждения о сексе, но и сатиру на католическую церковь. Что, разумеется, лишь прибавило популярности книге. Она стала одним из самых ярких образцов французской традиции либертинажа, в которой, по словам филолога Жоржа Нива:

…игривость идет рука об руку с шуткой, вольность речей – с мистификацией. Солености здесь настолько же языкового, насколько умственного свойства. “Вольнодумное измерение” французского мышления неотделимо от вольнодумного периода в развитии философии. Бодрый, разящий ум смеется над приличиями ханжей, духовных лиц, старых дев-недотрог [148] Нива Ж. Опыты русского либертена // Нива Ж. Возвращение в Европу. Статьи о русской литературе. – М.: Высшая школа, 1999. – С. 84. .