Алексей Коровашко - Олег Куваев [повесть о нерегламентированном человеке] [litres]

Тот, кто внимательно читал «Пикник на обочине», знает, что Зона, расположенная по соседству с Хармонтом, не единственный след, оставленный загадочными пришельцами на поверхности планеты Земля. Совокупность этих следов образует так называемый радиант Пильмана. Что скрывается за этим термином, разъясняет человек, чьим именем радиант и назван, лауреат Нобелевской премии доктор Валентин Пильман. «Послушайте, земляк, – говорит он специальному корреспонденту Хармонтского радио. – Радиант Пильмана – это совсем простая штука. Представьте себе, что вы раскрутили большой глобус и принялись палить в него из револьвера. Дырки на глобусе лягут на некую плавную кривую. Вся суть того, что вы называете моим первым серьёзным открытием, заключается в простом факте: все шесть Зон Посещения располагаются на поверхности нашей планеты так, словно кто-то дал по Земле шесть выстрелов из пистолета, расположенного где-то на линии Земля – Денеб. Денеб – это альфа созвездия Лебедя, а точка на небесном своде, из которой, так сказать, стреляли, и называется радиантом Пильмана».

Несмотря на то, что разного рода пришельцы не «загадили» пространство Территории, в нём существует то, что можно считать аналогом радианта Пильмана. Как Зоны располагаются на Земле в определённом порядке, так и золотоносные россыпи Территории в своей мнимой хаотической разбросанности подчиняются строгой закономерности, обнаруженной Сергеем Баклаковым. Он установил, что золото Территории буквально привязано к разломам земной коры. «Если они, – догадался Баклаков, – формируют речные долины, то в зоне пересечения древних разломов коренное ложе долины будет иным, углублённым, или смещённым в сторону, или более широким. Именно в зоне пересечения разломов может прятаться россыпь в уготованной для неё ловушке. Россыпь не по всей долине, а там, где долину пересекает другой разлом». Золотоносные россыпи Территории легли на её карту подобно тому, как расположились на глобусе все шесть Зон Посещения – в виде «некой плавной кривой» (если даже эта кривая будет не столько плавной, сколько ломаной, намеченное совпадение останется в силе). Кривая эта, кроме того, чем-то напоминает маршрут «убегания» тех металлов, которые с необычайным упорством ищут герои других произведений Куваева. Как наверняка помнит читатель, особым образом расставленные ловушки поджидают, например, «беглянку ртуть» в раннем рассказе «Гернеугин, не любящий шума».

Посмотрим теперь, каковы временные признаки Зоно-Территориального хронотопа. В разных местах и Зоны, и Территории время может протекать по-своему, коррелируя с психологическим состоянием попавшего туда человека, но и в близлежащих к Хармонту землях, и в окружающей Город и Посёлок тундре ход часовой стрелки бесконечно далёк от нормального, привычного рядовому обывателю движения «посолонь» – вслед за перемещением солнца. Рэдрик Шухарт прямо говорит: «Да, господа мои, в Зоне времени нет». Кьяе, абориген и по совместительству дух-хранитель Территории, уверен, что там, где он кочует со своими оленями, время может течь в любую сторону, в какую ему заблагорассудится: не только из прошлого в будущее, но и из будущего в прошлое. Услышав выстрел Баклакова, Кьяе думает: «Это выстрел, наверное, пришёл из-за дальних холмов Времени, может быть, он прозвучал пять или десять лет назад, а теперь вернулся. Наверное, так. Или пришёл из будущего».

Тип времени, отменяющий обычную хронологическую протяжённость, удобнее всего назвать вечностью. Интуитивно мы понимаем, что сталкер, пробравшийся в Зону, имеет больше шансов столкнуться с вечностью, чем геолог Дальстроя, совершающий пешие маршруты по закоулкам Территории. Однако для персонажей куваевского романа границы Территории текучи, растяжимы и подвижны. Где бы ни оказался тот же Баклаков, он мгновенно преобразует пространственную структуру окружающего мира, создавая вокруг себя очередную Территорию. Она становится, если можно так выразиться, «переносной» окружностью, центр которой везде, а радиус простирается в бесконечность. Потому даже Узбекистан, куда Баклаков отправляется, чтобы найти бывшего дальстроевца Катинского, входит в число районов Территории, пусть и очень отдалённых. Именно в Хиве, одном из древнейших городов Узбекистана, находится мавзолей Пахлаван-Махмуда – объект, наделённый мощной мистической силой, равнозначной той, что присуща некоторым аномалиям и артефактам хармонтской Зоны. Это сакральное сооружение, существующее, кстати, и в реальной действительности, Баклакову советует посетить женщина-археолог, занимающаяся раскопками старого Хорезма (родство профессии археолога ремеслу сталкера сомнению не подлежит). В её интерпретации, звучащей почти как туманное пророчество оракула, мавзолей Пахлаван-Махмуда по эффекту воздействия на человека напоминает пресловутый Золотой Шар. Диалог, который она ведёт с Баклаковым, делает эту аналогию вполне уместной: «Вам обязательно надо в нём побывать. Обязательно. – Почему же именно мне и обязательно? – усмехнулся Баклаков. – Я людей угадываю по лицам. У вас неплохое лицо. Быстрого успеха вы ни в чём не добьётесь. Внешность неподходящая, и таланта не видно. Но есть в вас какое-то внутреннее упрямство. Оно и не даст вам прожить нормальную среднюю жизнь. Вы кто? – Геолог. Работаю на севере. А мавзолей всё-таки тут при чём? – Вам просто надо сесть и смотреть на купол. Если он вам не поможет, не объяснит что-то, человек вы пропащий, и я просто ошиблась. Сделаете? – Я на один день. Требуется повидать человека и возвращаться. – Перебьётесь, – равнодушно сказала она. – Один день, три дня… – Проверим, – недоверчиво усмехнулся Баклаков и попытался поймать её взгляд за круглыми учительскими очками».

Выполняя странное пожелание своей случайной попутчицы, Баклаков, оказавшись в Хиве, отправляется к загадочному мавзолею. Первый визит не принёс того, что блаженный Августин называл «иллюминацией» – озарения свыше, раскрывающего человеку смысл бытия и глубины его души. Но и бесполезным этот визит не был, поскольку, ограничившись созерцанием мавзолея снаружи, Баклаков всё-таки «понял, что женщина-археолог права: он приехал в нужное место в нужное время». «Иллюминация» наступила только после встречи с Катинским, выглядящим, к слову, как дух Меркурий (мало того что в глаза Катинского, казалось, была «налита какая-то подвижная, блестящая жидкость», так ещё и все движения его толстого тела напоминали перемещения «ртутного подвижного шарика»). Краткая беседа с этим удалившимся в изгнание стражем врат золота Территории придала Баклакову странное ощущение близости к разгадке всех её тайн: «Он почти бегом направился в мавзолей Пахлаван-Махмуда. У святого источника было несколько женщин с кувшинами. Они быстро ушли. Баклаков прошёл внутрь и, когда глаза привыкли к темноте, увидел белую вязь на синем фоне. Линии текли как вода, но текли они вверх. В стенных нишах стояли похожие на футляры от швейной машинки надгробия ханов, похороненных здесь. Ханы примазывались к посмертной славе простого парня Махмуда, работяги, спортсмена и инженера. В линиях на куполе было какое-то колдовство, они не утомляли глаз, и от них трудно оторваться. „Господи, сказал Баклаков. – Нет никаких пределов, и нет никаких границ. Идёт нормальная вечная жизнь“». Пророчество женщины-археолога сбылось: купол даровал Баклакову не только чувство совмещения сакрального и профанного, но и открыл ему шлюз из повседневного линейного времени в царство неизменной вечности. Вряд ли Золотой Шар смог бы обеспечить Рэду Шухарту что-то большее.