Дмитрий Быков - Советская литература: мифы и соблазны [litres]

Да нет, всем есть путь, разумеется! Да, мы сейчас на мели, но потом:

Вот на этом посыле изначальном, что страна может и должна быть себе равна, что где-то в нас еще живут идеальные резервы будущего преображения, – на этом весь Высоцкий. На памяти о войне, о великих исторических параллелях, которые у него присутствуют постоянно. Но ностальгией по прекрасным и правильным временам проникнут и блатной цикл Высоцкого, цикл, который я ставлю выше его военно-патриотического цикла.

Виктор Пелевин когда-то сказал:

– Сегодня в России сакральные тексты могли бы быть написаны только на блатной фене, потому что это последний язык, за неправильное пользование которым могут убить.

Иными словами, блатной язык – это последняя сакральность. Звучит ужасно, но тем не менее блатные песни Высоцкого – это песни о том мире, где добро и зло еще что-то значат, где живут еще настоящие чувства. Конечно, Высоцкий прекрасно понимает, чего стоят все эти чувства, чего стоит жалобная, всегда слезливая блатная романтика:

Мы понимаем, что́ это за любовь, но при всем при том абсолютно верим в ее подлинность:

Представление о настоящей любви появилось у Высоцкого на фоне тотальной девальвации тогдашней любовной лирики. Она настолько сентиментальна, настолько соплива, это такая асадовщина и щипачёвщина! Полное ощущение, что лирический герой хочет исключительно держать за руку лирическую героиню, иногда, может быть, целовать след каблука. Но Высоцкий внес в этот мир настоящую брутальность, которая всегда сопутствует настоящему лирическому чувству:

Вот настоящая трагедия: ведь он же мог этой «острой бритвой» ее пришить, но не может! Потому что любит. Поэтому он обреет ее «наголо совсем», и ситуация получит нестандартное лирическое разрешение. И самое косноязычие, самая неловкость, педалированная Высоцким всегда очень старательно, самая двусмысленность всех этих выражений работают на их подлинность, как, например, в одном из лучших его лирических стихотворений «Татуировка» (1961):

Здесь в чем прелесть? Татуировка воспринимается как синоним лица: «Моя, верней – твоя татуировка…» Но это та настоящая подлинность, что потом так страшно аукнулась в «Баньке по-белому» (1968). Ведь наколоть на грудь – это значит действительно принять близко к сердцу. И блатной цикл Высоцкого – доказательство последнего, может быть, резерва лирического чувства. Настоящая любовь стала гнездиться в маргинальнейшей среде:

В то время, когда вся страна поет лирическую песню Андрея Петрова «Голубые города», у героя Высоцкого

Синева становится цветом бесконечного пространства, цветом скорби, цветом безысходности впоперек советской романтики. Высоцкий нашел настоящую лирическую подлинность там, настоящий масштаб чувства там, где не может быть никакого милосердия, где есть абсолютная отверженность. Он почувствовал это очень точно, и вслед за ним это почувствовала страна.

Вторая особенность поэтики Высоцкого – это предчувствие постмодернизма, в котором он не отдавал себе еще отчета. У него был замечательный набросок, в котором сказано:

Странное высказывание даже для романтического поэта. Назвать лучшим из веков двадцатый век, в котором был Освенцим, Бухенвальд, русская революция, фашизм, Чан Кайши и Мао Цзэдун, в котором был разгром варшавского гетто и блокада Ленинграда, в котором было дело о космополитах, и сталинский террор, и гитлеровский террор, и всякие формы деградации и гниения в 1960-е годы, – сказать такое про двадцатый век мог только убежденный ницшеанец. Это мог сказать только человек, для которого людская жизнь ничего не стоит.