Александра Баркова - Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век

На этом информативная часть у нас заканчивается, а эмоциональную, стилистическую часть я вам оставлю на следующий раз. В следующий раз мы продолжаем читать Грозного, мы с вами наслаждаемся Аввакумом, одним из величайших стилистов Руси-матушки, и разбираем «неполезные повести» XVII века. Вы понимаете, что в XVI веке эту сорную траву выкосили, но в XVII веке сорная трава сказала «Накося выкоси!» еще раз. Вот это нас с вами ждет.

Мы с вами остановились на Иване свет-Васильевиче. И остановились мы на его ругачестве с Курбским, начали читать нотариально заверенные скриншоты флейма, говоря современным интернетным языком. В этих параллелях нет ничего удивительного, потому что, когда вы читаете любую полемику – она может быть литературной, философской, она может быть изданной отдельно, она может относиться к любому веку, к любой культуре, – вы неизбежно будете видеть массу параллелей с тем, что сейчас в Интернете происходит. Я, например, в свое время начиталась такой полемики в рамках тибетской буддистской философии в памятнике XV века. Юзер такой-то сказал то-то, громим его, юзер другой сказал то-то, и его тоже разгромим. Знаете, когда ты начитался такой полемики в высоких произведениях мировой культуры, то после этого начинаешь смотреть на наши интернетовские дискуссии другими глазами. Во-первых, ты видишь, что ничего не ново под луной, за исключением объема. Во-вторых, и самое главное, ты видишь, что полемика как форма существования мысли (полемика злая, местами с переходом на личности), это очень интересное явление, потому что она существует столько, сколько существует письменность. По сути, это даже не желание разгромить или унизить оппонента, а стремление поставить перед лицом если не вечности, хотя бы долговременности свое субъективное мнение. И я еще раз повторю мою любимую шутку про нотариально заверенные скрины интернет-флэйма. И я еще раз говорю, что в этом смысле современная культура от их полемики отличается только одним – количеством. То, что раньше было доступно единицам, в крайнем случае – десяткам, сейчас доступно тысячам и миллионам людей. И дальше уже каждый полемизирует в меру своего интеллекта и прочих душевных качеств.

Итак, мы сегодня заканчиваем тексты Грозного, то есть XVI век, дальше мы вынужденно следуем логике учебника, читаем такую бескультурную фигню, как «Савва Грудцын» и «Фрол Скобеев», то есть плутовские повести XVII века, и далее разбор этой части древнерусской литературы завершаем произведением, название которого надо всё-таки произносить полностью, то есть «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Между прочим, идею поставить себя перед лицом времени (а лучше – вечности) оно воплощает на пятьсот процентов. Вы понимаете, что сама идея написать собственное житие – это такой скандал, что по сравнению с ним Грозный с Курбским – интеллигентные мальчики, говорящие друг другу вежливые слова под присмотром гувернеров. Потому что Аввакум в сто раз скандальнее их обоих – уже самим заголовком своего произведения.

И раз уж я упомянула название сего безобразия, то я хочу обратить ваше внимание на еще одну бяку. Бяка следующая. Будем мы сегодня говорить о расколе, будем мы сегодня говорить об идеологии старообрядчества. Вы прекрасно и без меня знаете, что Аввакум отстаивает старые традиционные ценности. Угу. И устраивает такое новшество, которого не устраивал никто, никогда и нигде. Это очень любопытный парадокс культуры. То есть, если ты хочешь отстоять старое в борьбе с новым, ты неизбежно ломаешь то, что хочешь сохранить. Ты должен бороться с новыми формами, и поэтому твое возрожденное старое оказывается таким принципиально новым, что мне страшно, можно я под стол спрячусь? Это парадокс. Точно также сейчас все наши рассуждения о духовных скрепках (спасибо Интернету за прекрасный сатирический термин) – это ведь что такое? Это попытка отстоять старые христианские ценности в условиях абсолютно атеистического мировоззрения. И возникает принципиально новое. Эти самые духовные скрепки и возникают – термин свежий, наполнение еще свежее. Посмотрите на современных коммунистов, которые все в церковь ходят, – какое отношение они имеют к марксизму-ленинизму? Кхм, косвенное. Они вынуждены отстаивать старое в условиях нового, и в них больше от XXI века, чем ото всего, что с Марксом и Лениным было связано. Это нормальное явление. И Аввакум оказывается впереди планеты всей настолько, что его порыв вообще никаких аналогов в культуре не будет иметь. Понимаете, это первый скандалист Земли Русския. Не по датам, по масштабу. Затмил Грозного!

И вот вопрос. Эти три реалии, то есть Грозный, плутовские повести и «Житие Аввакума, им самим написанное», у нас в одну лекцию влезли, честно говоря, по техническим причинам: курс сжатый. Самые знаковые вещи мы свалили в одну кастрюлю. Что у нас в этой кастрюле получилось? Что объединяет эти три явления культуры, три явления литературы? Объединяет принципиальная установка на народность.

Лирическое отступление. В школе проходили: Ломоносов, теория трех штилей. Высокий штиль – оды, трагедии, средний в драме, в частности, используется, низкий можно использовать в сатирах, в драме низким штилем могут разговаривать слуги… Что-то такое помним. А вот студент, который это проходил в институте, должен знать такую штуку, как отличие трех штилей Ломоносова от поэтики Буало. В чем оно заключается? Оно заключается в том, что в России всё всегда делается через плечо. Причем левое. Причем не всегда свое. То есть Буало расписал три стиля (высокий, низкий, средний) по литературным жанрам: такой-то жанр следует писать в таком-то стиле. Что сделал Ломоносов? Ломоносов написал, что допустимо при таких-то обстоятельствах (которые явно не относятся к теме нашей лекции) соединять в одном произведении высокий штиль со средним или средний штиль с низким, а иногда и даже все вместе. Понимаете? Допускается смешение. И это мы с вами будем сегодня читать. С плутовскими повестями всё понятно, это средний и низкий штиль. Грозный, в отличие от Курбского, пишет… да, вполне по Ломоносову! Вот Курбский – человек европейской культуры: всё должно быть четко, ясно и по полочкам. Курбский пишет что первое послание Грозному, что второе… пишет, руководствуясь европейскими учебниками риторики, правилами, расписанными не кем-нибудь, а Эразмом Роттердамским. И хотя с Интернетом у них было плохо, но распространение информации как-никак шло, и Курбский прекрасно знает, что его послания будут читать при европейских дворах… знакомая ситуация: мы тут на форуме флеймим, на нас ссылки на других ресурсах, растет количество просмотров данной темы… У них это читалось помедленнее, чем у нас, потому что напряженка с Интернетом, но всё-таки тоже было. Итак, Курбский действует по европейским правилам. Что делает Грозный? Черти что и сбоку даже нету бантика. Грозный смело смешивает эти самые штили. Ломоносова еще нет, но штили все равно есть. Грозный соединяет высокое с низким. За что, между прочим, он получает осуждение от Курбского. Известная цитата: