Александра Баркова - Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век

«Что малейших дале звезд»… если кто там интересуется астрономией, знает фотографии Хаббла и другие современные данные, вы могли видеть фотографию, на ней… думаешь, что это множество звездочек, а тебе объясняют компетентные товарищи, что каждая светящаяся точка – это галактика. Ой, мама, как страшно. Ну вот про это Михайла Васильич и писал.

Мы, в общем, закончили. Или… хотите, я вам почитаю для подъема настроения? Давайте-ка я вас немножко приобщу к литературным дискуссиям ломоносовских времен. Надо же вам показать, как культурные люди друг на друга всякое злоехидство писали. В теории мы это уже разобрали, а вот вам немножечко практики. Итак, Ломоносов прям-таки мономолекулярным слоем размазывает Тредиаковского, но делает он это прилично (ну почти) и остроумно. За что? Тредиаковский написал трактат «Новый краткий способ к сложению российских стихов», где указывалась недопустимость сочетания женских и мужских рифм (рифма на гласную – женская, на согласную – мужская). Тредиаковский пишет, что это так же мерзко, как «когда бы кто… наинежную и самым цветом младости своей сияющую европскую красавицу выдал за дряхлого, черного и девяносто лет имеющего арапа». Итак, если сочетать в стихотворении рифмы, оканчивающиеся на гласную и на согласную, то это вот так мерзко. Серьезная проблема русской поэзии! И я не шучу. Победи Тредиаковский, не было бы у нас, например, «Буря мглою небо кроет, // Вихри снежные крутя», поскольку тут женские и мужские рифмы просто в одном четверостишии. Разгромить позицию Тредиаковского было совершенно необходимо. Ломоносов дальше будет обзывать его словом «Штивелий», это обозначение немецкого ученого-педанта, а в данном случае это прозвище Тредиаковского.

Ну, не убавить, не прибавить! Вот на этой жизненно важной для российской поэзии ноте мы с вами сегодня и закончим.

Мы будем заниматься довольно оригинальным делом: критиковать критику. Сегодня у меня, наверное, самое негативное отношение к предмету нашей лекции – вообще за весь курс, за все сорок лекций. То есть тексты, которые мы с вами будем разбирать сегодня, нас будут интересовать не как предмет литературы, но как факт истории культуры: советский школьник и студент был обязан этим восхищаться, поэтому мы не можем закрыть на эти тексты глаза. Закрывать глаза мы и не будем, даже наоборот, увидим много познавательного.

А начнем мы с автора, о котором я своим журналятам лишь упоминала: у нас на это сокровище не хватало времени. И, честно скажу, я не помню, читала ли я его в студенческие годы. Я имею в виду сатиры Антиоха Кантемира. И, я вам скажу, чтение весьма познавательное.

Итак, в одной из сатир он пишет о людях, которые всегда недовольны своим положением:

Вы заодно снова насладились силлабической поэзией, в начале не очень поняли, стихи это или проза. В ваших глазах читается явственный вопрос: «А в чем тут интрига?» Поскольку стихи сии не такие, чтобы мы тратили на них время. Ни по шедеврической форме, ни по содержанию. Между тем именно это и есть наша с вами интрига.

Стихи начала XVIII века. Они изначально ходили в списках. Первое издание сатир Кантемира вышло по-французски в 1747 году в Лондоне. А в России они впервые были изданы только в 1762 году, спустя восемнадцать лет после смерти Кантемира. Вдумайтесь, это были запрещенные тексты! На ваших лицах читается один-единственный вопрос: это же абсолютные банальности, скучнейшие банальности, банальности до зевоты! Как такие банальности обличений могли быть настолько запрещенной литературой, что на протяжении без малого полувека это в России могло ходить только в списках?! Именно поэтому я вам их и читаю, вы слушаете с большим вниманием, и вы осознаете смысл двух простых слов: свобода слова. Свобода слова, которая у нас с вами за эти три века выросла, расцвела и заколосилась.

Итак, добро пожаловать в начало XVIII века и лицезреть недопустимую по своей свирепости критику. Валерьянка – за ваш счет.

Сатира первая. Она представляет некое обращение к своему уму. Ведет человек беседу со своим умом… фигура речи такая, еще встретим ее сегодня. Но этот человек – не сам автор, а некие необразованные дворяне.

Ну и так далее, я не буду вам это счастье читать целиком. Вы понимаете, что тема «молодежь не хочет учиться» настолько, гм, свежа, актуальна и злободневна, что, я вас уверяю, далеко не только в XVIII веке на этот счет писали. Но, я еще раз говорю, что перед вами абсолютно отреченная литература, то есть то, что можно распространять только в списках, читать только под полою и никак иначе.