Андрей Бабиков - Прочтение Набокова. Изыскания и материалы

Было: «ловлю стрекоз».

Было: «трепещу». Развитие пушкинского текста: « Русалка. И если спросит он, / Забыла ль я его иль нет, скажи, / Что все его я помню и люблю / И жду к себе».

Вычеркнуто: «земною девой». Ср. в «Русалке» Пушкина: «Им вольно бедных девушек учить / С полуночи на свист их подниматься…»

Было: «О, будь со мною нежен!»

Было: «прозрачен Днепр».

Вычеркнуты реплики: «Да, чтобы»; «О, жизнь моя… Погибну я… Вот гибель, вот…»; «О, не зови…».

После этих слов вычеркнуто: «Иди же к ней, отец».

Над этим невычеркнутым словом: «Исчеза[ет]».

Было: «Чур, чур меня…».

Песня русалок у Пушкина, исключенная Набоковым из опубликованного в «Новом журнале» текста.

У Пушкина: « Одна. Тише, тише! под кустами / Что-то кроется во мгле. // Другая. Между месяцем и нами / Кто-то ходит по земле».

В черновике другой редакции заключительной сцены «Русалки» после слов Князя «Чур, чур меня. Сгинь, страшная малютка» следует ремарка: «Убегает» и затем ремарка: «Русалки поют». Песня русалок в этом варианте короче и ближе к опубликованному в «Новом журнале» тексту, чем к тексту рукописи второй части «Дара»:

Всплываем, играем

и пеним волну[,]

на свадьбу речную

зовем мы луну.

В подводное царство

сошел и затих

на ложе холодном

безмолвный жених.

И вот осторожно[,]

до самого дна[,]

до лба голубого

доходит луна.

И тихо смеется[,]

склоняясь к нему[,]

Царица Русалка

в своем терему.

(Library of Congress / Manuscript Division / Vladimir Nabokov papers. Box. 13. Folder 29).

На левом поле чуть ниже косо написано: « Таня». Имя указывает на живущую в Париже сестру Федора Годунова-Чердынцева, о которой известно из пятой главы «Дара», что у нее есть дочь («Мне было так забавно узнать, что у Тани родилась девочка, и я страшно рад за нее, за тебя», 391); она также является героиней рассказа «Круг» (1934), который должен был стать (возможно, под названием «Деталь орнамента» – так озаглавлена его архивная рукопись) «Первым приложением» к «Дару».

Квадратные скобки принадлежат Набокову.

Грейсон прочитала эти слова в рукописи, как «Встреча и Полет», приняв «съ» за союз «и»; Долинин исправил эту ошибку, пояснив, что таким у Набокова первоначально было имя проститутки Ивонн ( Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина. С. 287). Действительно, далее в двух местах рукописи можно разобрать перечеркнутые «Colette» и «Колетъ», над которыми написано «Yvonne» и «Ивонн» – имя, возникающее после того, как Набоков придумал созвучие «Ивонн – Иван» (в более поздней вставке). Вероятно, Грейсон ввело в заблуждение, что второе слово ясно читается с начальной «П» и одним «т» на конце: «Полетъ» (Набоков писал букву «ё» без умлаута), тогда как имя Colette в русской транскрипции пишется с двумя «т», как его пишет и сам Набоков в «Других берегах» (в этом автобиографическом романе его носит французская девочка, в которую юный Набоков влюбился на пляже Биаррица). Следует учитывать, что в рукописи несколько раз встречаются описки, в которых «к» идентично «п» в начале слов, и нет никаких оснований полагать, как это делает А. Арьев, не читав рукописи , что в «Розовой тетради» имя проститутки могло быть «Полет» (Paulette) (Звезда. 2015. № 4. С. 165).

Вычеркнут другой вариант этих строк: «всю улицу перевернуло / [1 – нрзб . ] и выбило стекло».

Схожий ряд глаголов в той же грамматической форме и со схожим ритмическим рисунком находим в четвертой части цикла Ходасевича «У моря» (из сб. «Европейская ночь», 1927), ср.: «Вот тогда-то и подхватило, / Одурманило, понесло, / Затуманило, закрутило, / Перекинуло, подняло…» Описанию неожиданного поэтического порыва, которому посвящены эти строки Ходасевича (как и его «Баллада», 1921), отвечает в «Даре» эпизод (глава первая), в котором Федор на вечерней улице сочиняет стихотворение «Благодарю тебя, отчизна…», причем в романе используется схожий глагольный ряд: «столкнуло», «прокатилось», «полетело» (64). К этим же стихам Ходасевича Набоков, по-видимому, обращается также в конце наброска сцены с Ивонн в стихах «И мимо столиков железных…».

Вычеркнуто другое начало: «Он обернулся, [она] совсем повернулась, обернулась, полуповернулась».

Вычеркнуто после этого: «Сто монет», «шаров».

Вполне возможно, что Набоков сначала написал «сто» (по-французски «cent»), но потом или переделал это слово, или вычеркнул его. В «Лолите»: «Я осведомился о ее цене, и она немедленно ответила с музыкальной серебряной точностью (птица – сущая птица!): „Cent“» (I, 6). Описания свиданий Годунова-Чердынцева с Ивонн в измененном виде, но с сохранением многих деталей (вплоть до тех же французских фраз с той же интонацией) вошли в первую часть «Лолиты», где Гумберт Гумберт вспоминает свои свидания с молодой французской проституткой Моникой в Париже (в «Лолите» также речь идет о «Париже тридцатых годов», I, 5). Долинин, однако, утверждает, что «в русской версии „Лолиты“ нарративная часть эпизода почти полностью лишена стилистических и лексических совпадений с черновыми набросками „Встреч с Колет“» ( Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина. С. 293).

Перед словом «фран[цузская]» вычеркнуто: «звучит как». После слова «увлекается» вычеркнуто: «„Закусил удила“ по-французски». Как заметил А. Долинин (см. Приложение к настоящей публикации), имеется в виду игра слов: «cent balles» («сто шаров») – s’emballe («закусить удила»).

Ср. в «Волшебнике»: «И за все это, за жар щек, за двенадцать пар тонких ребер, за пушок вдоль спины, за дымок души, за глуховатый голос, за ролики и за серый денек, за то неизвестное, что сейчас подумала, неизвестно на что посмотревши с моста… Мешок рубинов, ведро крови – все что угодно…» ( Набоков В. Собр. соч. русского периода. Т. 5. С. 51).

Ну ладно, ничего не поделаешь! ( фр. )

Было: «тронулась».

Вычеркнуто продолжение: «с длинным звон[ом]». Долинин полагает, что здесь у Набокова «завитый и длинный звук»: «Отвечу также на единственное текстологическое возражение Бабикова, которое имеет под собой хоть какие-то основания. Оно касается слова, которое Бабиков читает как „завѣт[н]ый“, а я как „завитый“. Начертание буквы во втором слоге после „в“ действительно можно принять за „ѣ“ <���…> Однако первоначальное продолжение фразы и отсутствие „н“ в четко написанном слове не оставляют никаких сомнений в том, что чтение Бабикова представляет собой гиперкоррекцию. Невозможно себе представить, чтобы Набоков даже в черновике назвал звонок/звук „заветным идлинным“, допустив неловкий силлепс и при этом пропустив суффикс в прилагательном, тогда как завитый и длинный (о звонке или звуке) – остранняющая метафора в набоковском духе» ( Долинин А. Ответ А. Бабикову / Nabokov Online Journal, Vol. X–XI (2016 / 2017). Эти возражения не представляются обоснованными. Внимательное прочтение этого места рукописи показывает, что Набоков не писал «и длинным», а написал так: «и подъ завѣтный[,] съ длинны[мъ] звон[омъ]», но сразу вычеркнул это продолжение из-за тавтологии «звон – звонок». Союз «съ» в «Розовой тетради» по начертанию нередко напоминает «и» (из-за этого Грейсон приняла фразу «Встречи с Колет» за «Встречи и Полет»). Далее: в рукописи, причем и на этой же самой странице, имеется много слов с пропущенными буквами, одной или несколькими, так что пропуск «н» не является исключением и ничего не доказывает. Словосочетание же «заветные звуки», в отличие от бессмысленного «завитый звук», Набоков уже использовал до «Розовой тетради» в «Приглашении на казнь»: «Потом ему показалось, что осторожно возобновились заветные звуки за стеной <���…>» (Гл. XIV). Наконец, в очень близкой по содержанию и деталям к «Розовой тетради» сцене «Лолиты» находим объяснение этому звонку: молодая проститутка приходит с Гумбертом в такой же парижский отель, в котором звучит такой же «заветный» (по второму значению слова – тайный, известный немногим) звонок: «Она повела меня вверх по обычной крутой лестнице с обычным сигналом звонка, уведомляющим господина, не желающего встретить другого господина, что путь свободен или несвободен – унылый путь к гнусной комнатке, состоящей из кровати и биде» (I, 6).