Коллектив авторов - Испытание реализмом [Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова: традиция и новаторство» (к 60-летию писателя)]

Любой текст, как известно, явление полисемантическое.

Он оставляет право читателю домысливать за писателя. Ю. Поляков на ментальном уровне чувствует время, всячески сопротивляется сам и не позволяет своим любимым героям оплести себя паутиной лжи.

Согласимся: слово как ядерная единица социокультурного пространства в русской языковой картине мира представляет собой базовую ценность, смыслосодержащий стержень жизни. Ю. Поляков через особый прецедентный текст всем своим творчеством символизирует одну из основополагающих идей русской ментальности, обозначенной о. Павлом Флоренским: «…все сотворено словом или разумом Бога» [6]. Сам Юрий Михайлович, объясняя природу писательского труда и таланта, утверждает, что мозг писателя – «это считывающее устройство», ему предстоит всего лишь вербализировать смыслообразы, идущие свыше.

Таким образом, ментальные категории прецедентный текст и слово применительно к Ю. Полякову могут быть представлены в качестве концепта современной русской духовности, которая, по определению Г.В. Токарева, является «важнейшей формой организации культуры» [5]. Повторим, ментально значимыми для русского самосознания понятиями являются совестливость и порядочность, поэтому первым и безусловным признаком приличного человека для Ю. Полякова является любовь к Родине. И, хотя в разные периоды перестроечной России писателя объявляли то «буревестником перестройки», то ее противником и обличителем воинствующего либерализма, он себя разрушителем не считал. Мастеру социального гротеска, подобно М.Е. Салты-кову-Щедрину, создавшему «Историю одного города», Ю.М. Полякову при описании ключевых событий истории одного современного государства удалось в добродушно-шутливых тонах передать столько глубокого гуманного чувства, меткой наблюдательности, тонкого, необидного юмора, мягкой иронии и вместе с тем столько жизненной правды, широких типических обобщений при описании духовных метаний наших современников, в которых читатель без труда узнает знакомые лица, что понимаешь: его произведения – не бесстрастный исторический путеводитель, а именно особый прецедентный текст в широком понимании этого термина. Выразив недоверие власти, передав сожаление о пренебрежении нравственными принципами целого поколения, писатель сохранил уважительное отношение к прошлому своей страны. Его сарказм оправдан и понятен, но он лишен презрения и ненависти.

Таким образом, прецедентное имя «Ю.М. Поляков» в качестве культурного концепта отражает прежде всего ментальные сущности, в которых проявляется дух народа, вкус и нерв эпохи. Это обстоятельство и определяет творческую антропоцентричность прецедентного текста Ю. Полякова, его ориентированность на духовность, субъективность и личную сферу ответственности носителя этнического сознания, поскольку универсальность и неравнодушие стороннего наблюдателя – определяющий признак прецедентности.

Преемственность языковой культуры в конативном переходе от глобального текста-донора к символу современности, на наш взгляд, и составляют лингвокультурные основания особой прецедентности прозы Ю. Полякова. Новые реалии, описанные в его произведениях, становятся не только показателями знаний и представлений о действительности, но и репрезентируют массовое коллективное сознание, ценности, ментальную связь с культурно-историческим контекстом. При этом художественное пространство становится своеобразной призмой, через которую в преломленном виде читатель без труда узнает социокультурные, психологические маркеры, наслаждаясь включенностью в контекст эпохи. В этом смысле трудно не согласиться с Р. Бартом, который признавался: «Я упиваюсь этой властью словесных выражений, корни которых перепутались совершенно произвольно, так что ранний текст как бы возникает из более позднего» [2].

Таким образом, прецедентный текст – это текст, значимый как для коллективного сознания, так и для отдельной личности в познавательном и эмоциональном отношении. Это текст, который имеет сверхличностный характер, достаточно хорошо известный и понятный широкому окружению этой личности, включая и предшественников, и современников. Ключевым словом в оценке прецедентности, при всей размытости термина в его научном истолковании, является, безусловно, узнаваемость социокультурных маркеров. Применительно к художественному тексту к ним, несомненно, относятся цитаты, имена персонажей, названия произведений, а также имя самого автора текста.

1. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. – М.: Прогресс, 1978.

2. Барт Р. Нулевая степень письма / Р. Барт // Семиотика: Антология / Под ред. Степанова Ю.С. М.: Деловая книга, 2001.

3. Журавлева Е.А., Капарова Ж.Д. Прецедентные тексты начала XXI века. – М., 2007.

4. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. − М.: Изд-во ЛКИ, 2010.

5. Русское культурное пространство: Лингвокультурологический словарь. Вып. 1 / И.С. Брилева, Н.П. Вольская, Д.Б. Гудков и др. – М.: Гнозис, 2004.

6. Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. – М., 2000.

7. Сорокин Ю.А., Михалева И.М. Прецедентный текст как способ фиксации языкового сознания // Язык и сознание: парадоксальная рациональность. − М., 1993.

8. Черкашина Т.Т. Формирование коммуникативного лидера: метаметодика диалога: Монография. − М.: Изд-во Московского гуманитарного университета, 2011.

9. Юнг К. Психологические типы. − СПб: Ювента-М, Прогресс-Универс, 1995.

Ю.М. Поляков:

Небольшой комментарий в связи с переводами. Лет 10 назад роман «Замыслил я побег…» решили перевести в Германии. У них это дело не дешевое. Нашли переводчицу из восточных немцев, «ости», знающую реалии социализма, заплатили 10 000 евро, а это 10 лет были хорошие деньги. Она года два прокорпела и сдала перевод. И владелец издательства, который русским языком не владел, прочел и не понял, почему в России этот роман пользуется таким успехом. Он вызывал эксперта-билингва, знавшего русский текст и рекомендовавшего непременно издать «Побег». Тот прочел и сказал: «Катастрофа! Где ты нашел эту дуру?» − «Почему дуру? Она что, плохо разбирается в социализме?» − «В социализме она разбирается, но полностью лишена чувства юмора!» Увы, «ости» не восприняла ни одной шутки, ни одной остроты, даже иронии – и перевела все на полном серьезе. И роман не вышел, потому что еще 10 000 евро у этого издателя не нашлось.

А вот другой забавный случай, связанный с переводом художественного текста в иной культурно-национальный код, иную систему мировидения. Мы недавно ездили в Венгрию, где поставили спектакль «Хомо эректус», который с успехом идет в московском театре Сатиры в постановке Андрея Житинкина уже лет десять. В пьесе есть сцена, где муж бьет жену за то, что она отказывается принимать участие в свинге. Мы сидим, театр роскошный, построенный в пору расцвета Австро-Венгрии. Я замечаю, что режиссер обошелся без рукоприкладства, несущего на себе сюжетную нагрузку. Странно!