Коллектив авторов - Испытание реализмом [Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова: традиция и новаторство» (к 60-летию писателя)]

Первый мой перевод из прозы Юрия Полякова был роман «Козленок в молоке». Если честно, это больше напоминало разгадку превосходно составленных шарад. Труднее всего был точный перевод смысловых значений пунктов «золотого минимума». Ведь на протяжении всего романа каждый из этих пунктов используется в различных ситуациях и всегда к месту. Надо было найти такие же слова на армянском, которые каждый раз попадали бы в нужную смысловую точку. Рассматривала десятки вариантов, и, помню, даже в оригинал-макете поменяла слово «ментально». Кстати, здесь должна открыть одну переводческую тайну: на армянском тексты получаются длиннее из-за некоторых лингвистических особенностей. Например, часто смысл одного русского слова приходится выражать двумя-тремя армянскими словами. И еще в армянском языке нет родов – он, она, оно. Если на русском можно написать просто «сказал» – «сказала», и этим «а» все объясняется, то на армянском каждый раз нужно пояснять, сказал мужчина или женщина. Посчитайте, сколько слов прибавляется лишь на одной странице. Таких различий довольно много, но вместе с тем оба языка имеют одно очень важное свойство – почти неограниченную возможность словотворчества. А в прозе Полякова таких моментов полно. И мне очень интересно сочинять идентичные неологизмы на армянском. Вот, например, в «Козленке» выражение «бляхопрядильный комбинат» настолько абсурдно звучало на армянском, что решила не переводить. Но спортивный азарт не дал покоя, и в конце концов я нашла настолько точный вариант, что даже неловко стало от таких долгих поисков.

В «Козленке» для меня стоял следующий вопрос – стоит ли переводить фамилии персонажей? Ведь все они в «Козленке» говорящие, и хотелось столь блестящую находку автора передать армянскому читателю. Но после долгих раздумий и записей решила не переводить, потому что на армянском они просто не звучали бы и были бы очень искусственные. А для меня важнее всего, чтобы перевод читали без недоумения и несогласия. Для этого надо мысленно представить текст на переводимом языке и отказаться от всей искусственности, даже если очень хочется сделать наоборот.

Должна констатировать, что по трудности перевода «Козленок в молоке» вне всякого сравнения, хотя «Небо падших» тоже имело свои специфические сложности в плане перевода эротических строк. Эротика здесь очень интригующая, но в то же время ни на одну секунду не нарушающая опасную границу между высоким мастерством и пошлостью. Передо мной стояла задача – не впадать в пошлость, остерегаться налета вульгарности. Трудности, конечно, были. Одна из них в том, что обожаемый мною армянский язык с его бесконечными возможностями в некоторых сферах довольно скованный и фригидный по сравнению с русским: в данном случае – имею в виду эротику. Если можно так выразиться – как-то нет в армянском среднелитературной эротической лексики… или слишком возвышенно, или слишком пошло. По сути вариантов тьма, но или устаревшие, или на диалектах, или же грубо-ругательские.

Здесь важно отметить еще один специфический момент современного перевода. Проза Юрия Полякова, сохранив лучшие традиции русской классической литературы, тем не менее вполне современна, и при переводе невозможно ограничиваться имеющимися русско-армянскими словарями, в основном изданными в годы Советской власти. Справочники эти весьма полные и грамотные (хвала и честь их создателям), но имеют один большой недостаток – они обходят стороной некоторые явления и понятия, считая их буржуазными, неэстетичными, вульгарными…

Определенная сложность при переводе «Неба» была и в том, что автор – мужчина, а переводчик – женщина. Были моменты, когда я знала, какое именно армянское слово точно подходит, но мое женское нутро сопротивлялось, и моя творческая нужда вынуждена была искать компромиссный вариант. Помню, когда закончила главу про «бордельеро» – по телефону сказала Юрию Михайловичу: «Поздравьте меня! Я благополучно преодолела “бордельеро”…»

Вообще, мне очень помогает то, что во время перевода могу уточнять возникшие вопросы лично с Юрием Михайловичем, особенно когда кое-какие слова или выражения многооттеночные. Например, чтобы предельно точно передать нюансы, я его попросила объяснить смысловой подтекст тех семи глаголов, где речь идет о том, что случилось после распада СССР с бывшими союзными республиками: «Прибалты завыделывались. Хохлы захорохорились. Грузины завыстебывались. Беларусы забульбашили» и т. д.. Конечно, в тексте интонация понятна, но, если есть возможность, лучше узнать акценты, согласные самому автору, отчего перевод только выиграет.

Не буду скрывать, что у меня особое отношение к «Грибному царю». Я считаю этот роман очень зрелым и целостным произведением, настолько безупречно написанным, что на 500 страницах нет ни одного лишнего слова. В моем восприятии, если бы он был полотном живописца, то не нашлось бы в нем ни одного лишнего или недостающего мазка. На удивление органическое слияние глубокого смысла с плавностью языка создают впечатление, что имеешь дело с поэзией. Моей первостепенной задачей было в переведенном варианте сохранить данную плавность и мелодичность изложения. Как филолог я восхищена текстом «Грибного царя». Плюс, разумеется, современность происходящего в романе, которая передается захватывающим сюжетом. Интересно ведь знать, как адаптировались наши сверстники в эпоху перемен в остальных союзных республиках. А сюжет «Грибного царя» как раз про это, и я заторопилась поскорее армянскому читателю дать почувствовать вкус прекрасного повествования о нашем русском современнике и сверстнике. Не хотела откладывать, потому что тогдашнее ощущение было похоже на следующее: покупаешь свежий, вкусно пахнущий хлеб, идешь домой, смакуя момент поедания. Но дома лежит хлеб вчерашний. Его жаль выбрасывать, он вполне съедобен, ешь его, оставляя вкусно пахнущий сегодняшний (который завтра станет вчерашним). И так каждый день. Выходит, что при наличии свежего хлеба забываешь его вкус… Поэтому, нарушая нашу с Юрием Михайловичем устную договоренность о переводе другого произведения, взялась за перевод «Грибного царя».

Перевела я «Грибного царя» с настоящим творческим наслаждением. Но уже при прочтении романа поняла, что виртуозность автора распространилась и на многочисленные неологизмы и каламбуры, которые здесь очень сочные и емкие. В «Грибном царе» Поляков просто жонглирует словами. И, не скрывая словотворческого азарта, все это передает через героиню-филолога. Я быстро нашла эффективный метод выражения данной особенности: чтобы не зацикливаться на переводе трудных лексем и днями бесполезно не топтаться на одной странице, по ходу работы я их записывала на отдельном листке и в свободное время настраивалась на решение головоломок. Так нашла эквиваленты «без всяких-яких», «сначальной жизни», «верхосытки», «сотряслось» и многих других.