Екатерина Шарохина - Сочинения по русской литературе XX в.

Кажется, все в Шухове сосредоточено на одном — только бы выжить: «В контрразведке били Шухова много. И расчет был у Шухова простой: не подпишешь — бушлат деревянный, подпишешь — хоть поживешь еще малость. Подписал». Вроде бы живет Шухов одним днем, но нет, впрок живет, думает о следующем дне, прикидывает, как его прожить, хотя не уверен, что выпустят в срок, что не «припаяют» еще десятку. Не уверен Шухов, что выйдет на волю, своих увидит, а живет так, будто уверен.

Иван Денисович принадлежит к тем, кого называют природным, естественным человеком. Природный человек, к тому же всегда живший в лишениях и недостатке, ценит прежде всего непосредственную жизнь, существование как процесс, удовлетворение первых простых потребностей — еды, питья, тепла, сна.

Естественный человек далек от такого занятия, как размышление, анализ; в нем не пульсирует вечно напряженная и беспокойная мысль, не возникает страшный вопрос: зачем, почему? Природный человек живет в согласии с собой, ему чужд дух сомнений; он не рефлексирует, не смотрит на себя со стороны. Этой простой цельностью сознания во многом объясняется жизнестойкость Шухова, его высокая приспособляемость к нечеловеческим условиям.

Природность Шухова, его подчеркнутая чуждость искусственной, интеллектуальной жизни сопряжены, по мысли Солженицына, с высокой нравственностью героя. Шухову доверяют, потому что знают: честен, порядочен, по совести живет. Цезарь со спокойной душой прячет у Шухова продуктовую посылку. Эстонцы дают в долг табаку, уверены — отдаст.

Платон Каратаев — это тот же тип естественного человека. «Жизнь Каратаева, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких, он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком». Это та стадия, на которой, говоря словами Гегеля, дух еще не достиг внутреннего самосознания и поэтому обнаруживается только как природная духовность. Несмотря на эпизодичность своего появления, Каратаев является философской, если не художественной, осью всего романа «Война и мир». Кутузов, которого Л. Толстой превращает в национального героя, — этот тот же Каратаев — только в положении главнокомандующего. В противовес Наполеону, он не имеет ни личных планов, ни личного честолюбия. В своей полусознательной тактике руководствуется не разумом, а тем, что выше разума: смутным инстинктом физических условий и внушениями народного духа.

Только вот жизненные условия Шухова более жесткие, чем у Платона Каратаева. Труднее Ивану Денисовичу приспособиться к окружающей его действительности. Однако показанная автором высокая степень приспособляемости Шухова не имеет ничего общего с приспособленчеством, униженностью, потерей человеческого достоинства. Шухову «крепко запомнились слова его первого бригадира Куземина: “В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать”».

Эти спасительные пути ищут для себя люди нравственно слабые, пытающиеся выжить за счет других, «на чужой крови». Физическая выживаемость сопровождается, таким образом, моральной гибелью. Не то — Шухов.

Здравый смысл… Это им руководствуется Шухов в любой жизненной ситуации. Здравый смысл оказывается сильнее страха даже перед загробной жизнью. «Я ж не против Бога, понимаешь, — объясняет Шухов Алешке-баптисту. — В Бога я охотно верю. Только вот не верю я в рай и в ад. Зачем вы нас за дурачков считаете, рай и ад нам сулите?» И тут же, отвечая на вопрос Алешки, почему Богу не молится, Шухов говорит: «Потому, Алешка, что молитвы те, как заявления, или не доходят, или “в жалобе отказать”».

Рассказ А. Солженицина «Матренин двор» поражает своей трагичностью. Судьба главной героини, на мой взгляд, является тяжелой. Однако образ Матрены, несмотря ни на что, оставляет светлые впечатления в душе читателей.

Образ Матрены создается автором в необычной для него манере. А. Солженицын — отличный портретист, однако в этом рассказе мы не видим подробного описания внешности героини. Лишь одна портретная деталь постоянно подчеркивается автором, — «лучезарная», «добрая», «извиняющаяся» улыбка Матрены. Облик героини возникает по ходу рассказа, через описание ее одежды, поведения, еще неразвернутых или уже завершенных «сюжетов» жизни, дорог героини.

Авторское отношение к Матрене чувствуется в тональности фразы, подборе «красок»: «От красного морозного солнца чуть розовым залилось замороженное окошко сеней, теперь укороченных, — и грел этот отсвет лицо Матрены». И далее следует прямая авторская характеристика: «У тех людей всегда лица хороши, кто в ладах с совестью своей». Запоминается плавная, певучая, исконно русская речь Матрены, начинающаяся «каким-то низким теплым мурчанием, как у бабушек в сказках». Эта «русскость» заметна и во всем, что окружает Матрену: особенно ее темноватая изба с большой русской печью.

Все это наталкивает на мысль, что Матрена — лишь пример, частный случай из жизни русской женщины. Много горя и несправедливости пришлось ей хлебнуть на своем веку: разбитая любовь, смерть шестерых детей, потеря мужа на войне, адский, не всякому мужику посильный труд в деревне, тяжелая немочь — болезнь, горькая обида на колхоз, который выжал из нее все силы, а затем списал за ненадобностью, оставив без пенсии и поддержки. В судьбе одной Матрены сконцентрирована трагедия деревенской русской женщины — наиболее выразительная, вопиющая.

Однако отличительная черта «русской женщины» ярко показана автором: Матрена не обозлилась на мир, сохранила доброе расположение духа, чувства радости и жалости к другим, по-прежнему лучезарная улыбка просветляет ее лицо. Одна из главных авторских оценок — «у нее было верное средство вернуть себе доброе расположение духа — работа». За четверть века в колхозе наломала спину себе она изрядно: копала, сажала, таскала огромные мешки и бревна, была из тех, кто, по Н. Некрасову, «коня на скаку остановит». И на старости лет не знала Матрена отдыха: то хваталась за лопату, то уходила с мешками за болото накосить травы для своей грязно-белой козы, то отправлялась с другими бабами воровать тайком от колхоза торф для зимней растопки.