Екатерина Шарохина - Сочинения по русской литературе XX в.

Главное время повести — это социальное время, от которого герои повести чувствуют свою зависимость. Это время, которое, беря человека в подчинение, как бы освобождает личность от ответственности, время, на которое удобно все свалить. «Не Глебов виноват, и не люди, — идет жестокий внутренний монолог Глебова, главного героя повести, — а времена. Вот пусть с временами и не здоровается». Это социальное время способно круто переменить судьбу человека, возвысить его или уронить туда, где теперь, через тридцать пять лет после «царствования» в школе, сидит на корточках спившийся в прямом и переносном смысле слова опустившийся на дно человек. Ю. Трифонов рассматривает время с конца 1930-х по начало 1950-х гг. не только как определенную эпоху, но и как питательную почву, сформировавшую такой феномен уже нашего времени, как Вадим Глебов. Писатель далек от пессимизма, не впадает он и в розовый оптимизм: человек, по его мнению, является объектом и — одновременно — субъектом эпохи, т. е. формирует ее.

Ю. Трифонов зримо, подробно, вплоть до физиологии и анатомии, до «печенок» показывает, как время меняет человека. Начинает писатель рассказ о уже сформировавшемся человеке, Глебове — докторе наук, с комфортом устроившегося в жизни. И, опрокидывая действие на четверть века назад, писатель как бы останавливает мгновение.

От результата Трифонов возвращается к причине, к корням, к истокам «глебовщины». Он возвращает героя к тому, что он, Глебов, больше всего ненавидит в своей жизни и о чем не желает теперь вспоминать, — к детству и юности. А взгляд «отсюда», из 1970-х гг., позволяет дистанционно рассмотреть не случайные, а закономерные черты, позволяет автору сосредоточить свое внимание на образе времени 1930—1940-х гг.

С детства Глебова обуревает жажда достичь другого положения в «большом доме» — не гостя. А хозяина. С домом на набережной и с Дерюгинским подворьем связаны те воспоминания, через которые проходят юные герои повести. Испытания как бы предвещают то серьезное, что придется детям испытать потом: разлуку с родителями, тяжелые условия военного быта, гибель на фронте.

Крушение чужой жизни приносит Глебову злобную радость: хотя сам он пока ничего еще не достиг, но другие уже лишились дома. Значит, не все так уж намертво закреплено в этой жизни, и у Глебова есть надежда! Именно дом определяет для Глебова ценности человеческой жизни. И путь, который проходит Глебов в повести, — это путь к дому, к жизненной территории, которую он жаждет захватить, к более высокому социальному статусу, который он хочет обрести. Отсутствие в этом человеке нравственного начала пугает читателя. Кажется, что автор намеренно создает его таким.

Вся система характеров театра А. Вампилова воплощает трагикомедийную ситуацию распада устойчивых ценностей, всеобщей моральной текучести и зыбкости. Дело не в том, что кто-то плохой, а кто-то хороший, кто-то прогрессивный, а кто-то отсталый, — здесь в буквальном смысле «век вывихнул сустав».

Пьесы А. Вампилова — это глубокое и тонкое понимание человеческой психологии, сильные и убедительные характеры, напряженный сюжет, мастерство диалогов — все это едва ни в равной степени можно отнести к его произведениям.

Наиболее отчетливо тема поиска нравственных ориентиров проявилась в произведениях А. Вампилова «Провинциальные анекдоты» и «Утиная охота».

Действие обоих «провинциальных анекдотов» происходит в райцентровской гостинице «Тайга», само название которой становится символом банального одичания. В первом из «анекдотов», «Случай с метранпажем», на авансцену выходит уже обозначенный в «Старшем сыне» мотив маски. Правда, теперь он выглядит достаточно зловеще, воплощая неподлинность существования как укоренившуюся норму социального поведения. Мелкий начальственный хам администратор гостиницы Калошин испуган тем, что оскорбил, возможно, большого человека — метранпажа из газеты (и никто кругом не знает, что метранпаж — это всего лишь скромный типографский работник). Почти гоголевская «конфузная ситуация» провоцирует целый каскад театральных превращений Калошина: он разыгрывает жалобное раскаяние, потом имитирует тяжкую болезнь, потом безумие… Парадокс, однако, состоит в том, что Калошин втягивается в игру и действительно чуть было не умирает от сердечного приступа. На пороге смерти он произносит проникновенный монолог, в котором говорит о том, что вся его жизнь мелкого номенклатурного начальника состояла из постоянного изнурительного лицедейства: «С одними одно из себя изображаешь, с прочими — другое, и все думаешь, как бы себя не принизить. И не превысить. Принизить нельзя, а превысить и того хуже… Откровенно, Борис, тебе скажу, сейчас вот только и дышу спокойно… Перед самой смертью». Казалось бы, произошло очищение экзистенциальной ситуацией и человек, пускай запоздало, осознал бессмысленность прожитой жизни!

Но А. Вампилов завершает пьесу иначе: узнав, наконец, что его испуг ни на чем не основан, Калошин внезапно воскресает. Он готов начать новую жизнь: все потрясения и экзистенциальные откровения прошли зря, Калошин будет продолжать свой номенклатурный театр на очередном месте работы. Нравственная невменяемость человека, вся жизнь которого прошла в масках и который без маски может только умирать, — вот трагически безнадежный итог первого анекдота.

Во втором анекдоте, «Двадцать минут с ангелом», продолжаются тема нравственной невменяемости: шутовская выходка двух похмельных экспедиторов приводит к чисто театральному явлению «ангела», предлагающего безвозмездно сто рублей, и к театральной же реакции всех обитателей гостиницы «Тайга». Каждый из персонажей ведет свою «арию», и все они звучат одновременно. Показательно, что жильцы гостиницы «Тайга» представляют самые разные социальные группы: интеллигенты (скрипач Базильский) и «пролетарии» (шофер Анчугин, экспедитор Угаров), старшее поколение (коридорная Васюта), младшее поколение (пара студентов-молодоженов). Однако все они сходятся в том, что человек не может просто так, без злого умысла подарить незнакомым людям сто рублей («Просто так ничего не бывает»), и все они соучаствуют в страшноватой сцене, в которой «ангела» Хомутова привязывают к стулу и подвергают натуральному допросу. Неверие в возможность бескорыстного добра — вот что создает эту объединяющую все классы и социальные группы «эпическую ситуацию»

навыворот; не ценности, а глубочайшее разочарование в идеалах — вот что объединяет людей.

В «Провинциальных анекдотах» А. Вампилов, быть может, острее, чем где-либо, зафиксировал распад нравственного сознания не как проблему отдельных индивидуумов, а как норму, определяющую существование всего общества в целом.