Самуил Лурье - Полное собрание рецензий [litres]

Короче, чистый Фенимор Купер – с поправкой на повальную коррупцию в кругах индейских бюрократов. Кроме того, племена отнюдь не обречены, а, глядишь, еще и обрушат Лондонскую какую-нибудь фондовую биржу.

Плюс ко всему, эта книжка – самоучитель борьбы за власть, с подробным описанием наиболее коварных приемов. И в общем, она про то, что любовь к смерти бывает даже сильней, чем любовь к деньгам. Поскольку люди – существа безумные. Государства же и вовсе – чудовища.

Но трепетать перед уродами Юлия Латынина не согласна. И так устроена ее литература, что читатель вынужден согласиться: трепетать все-таки западло.

С. Л. Франк. Саратовский текст

Сост. А.А.Гапоненкова, Е.П.Никитиной. – Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2006.

Звучит заманчиво. Таинственно. Важно. И недаром: неизвестные произведения больших философов отыскиваются в груде макулатуры, предназначенной на помойку, не каждый день.

А тут вообще детектив: прежде чем, потеряв последнего владельца, стать макулатурой, эти рукописи С. Л. Франка долгое время – семьдесят почти лет – представляли собой, как говаривал В. И. Ленин, его враг, «осязательный corpus delicti». Проще выражаясь: у кого бы нашли, тому и конец. Как пособнику окопавшейся за рубежом идеалистической сволочи.

Так что история героическая. За нею мерещится такая беззаветная храбрость, на которую способны только люди настоящей культуры. Как саратовский профессор А. П. Скафтымов. Как саратовский же доцент А. П. Медведев.

И все это так благоговейно издано. Дневник Франка (за первую половину 1902 года). Конспекты его профессорских лекций, составленный им рекомендательный список источников. Присовокуплены воспоминания его вдовы. Каждая публикация снабжена трогательным и дельным предисловием либо послесловием, аккуратными примечаниями.

«Для преподавателей и студентов гуманитарных факультетов, специалистов по истории философии и литературы».

Что ж, пусть почитают. Они-то пользу, несомненно, извлекут. А наш брат, обыватель, – пас. Вкус к философским тетрадям отбит напрочь, сами знаете чем. А дневник – ну что такое дневник 25-летнего человека? Он измучен романом с замужней истеричкой, он читает Ницше и – тоже в первый раз – Евангелие, цитирует Надсона и Гейне, желает умереть, не желает умирать…

Впоследствии он сделался, как всем известно, очень и очень умен. И лично я сомневаюсь, что он позволил бы публиковать такие пустяки:

«…Жить в многолюдном обществе, как в пустыне, знать, что тебе некому поведать твоих мыслей и печалей, встречать за самое святое в тебе либо негодующее, либо – что еще хуже – равнодушное, холодное, отчужденное отношение людей, видеть, что то, что составляет жизнь людей, есть для тебя смерть, и сжимать зубы в гордом и бесцельном одиночестве, в невидимом для людей умирании – вот страшный удел всего крупного…»

Удел оказался как удел. Разумеется, страшный, но по-другому. А зато семейная жизнь сложилась вроде бы утешительно. По крайней мере, вдова при посторонних ни разу не скажет: Семен Людвигович. Но исключительно: Семенушка.

В. Ф. Одоевский. Кухня: Лекции господина Пуфа, доктора энциклопедии и других наук, о кухонном искусстве

Подгот. текста и вступ. ст. С.А.Денисенко; коммент. И.И.Лазерсона. – СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2007.

Вот книга действительно приятная во всех отношениях.

Толстенькая, тяжеленькая. Страницы белые-пребелые, а переплет шоколадный, с золотыми буквами. Сразу видно, что издатель не жадина. И что Н. А. Теплов (автор дизайна) знает свое дело. Вероятно, даже любит.

Кулинарный комментатор Илья Лазерсон (президент, между прочим, клуба шеф-поваров Санкт-Петербурга) тоже не ударил в грязь лицом.

Да и весь аппарат в порядке, хотя филология, по понятным причинам, уступает кулинарии.

Перед нами, несомненно, солидный взнос в историю словесности. Князь Владимир Федорович был графоман с именем и не бездарный. Мастер звонких и стремительных метафор. Из которых одной даже посчастливилось выйти в азы: «Солнце нашей Поэзии закатилось!..» Кроме этой строки, он написал еще миллион других, изобрел акустический микроскоп и какой-то звукособиратель, а также сделал приличную канцелярскую, с придворными поощрениями, карьеру и много добра.

Угощал обедами (говорят, невкусными) людей тоже в литературе не последних – и фигурирует в их мемуарах и переписке.

Не вырубишь, короче, топором. Почти что классик. И вот опубликован почти что новый его текст. Как ни крути – почти что событие.

Эти свои заметки по домоводству князь печатал в середине сороковых девятнадцатого на последней полосе «Записок для хозяев» – приложения к «Литгазете». Подписываясь: профессор Пуф . Не псевдоним, а маска. Довольно тщательно разрисованная: иностранец, но патриот империи, тщеславный педант, но не шарлатан, а дока, и притом весьма не прочь при случае пошутить, хотя бы и над самим собой.

«Занимаясь учеными наблюдениями над блинами, а равно ежедневными обширными практическими исследованиями о сем предмете, доныне довольно темном, я сделал весьма важное открытие. Нельзя не заметить в истории человечества, что все народы разными способами старались достигнуть русских блинов – и всегда неудачно. При малейшем внимании нельзя не убедиться, что, например, итальянские макароны суть не иное что, как блины в младенческом состоянии, французские crèpes суть настоящие блины – комом, об английских и говорить нечего. Как бы то ни было, мы уверены, что читатели поймут всю важность сих исследований и поблагодарят нас за известие о западном стремлении к нашим блинам».

Степенное такое баловство. Пересоленный гарнир. Однако рецепты блюд – иных: скажем, тех же блинов – не просрочены. Судя по тому, что гастроном наших дней полагает нужным добавить разве что щепотку ванили.

Вообще же разногласия касаются главным образом технологии. Автор называет правильные ингредиенты, указывает верные пропорции. Не устарел (в отличие от цен – хотя и они кого-то заинтересуют) и художественный критерий: ростбиф должен таять во рту, картофель – хрустеть на зубах и т. п.

Но лично, собственной особой, хлопотать у раскаленной плиты его сиятельству, конечно, доводилось не часто. И для него этот самый хруст на зубах – как бы сам собой возникающий эстетический феномен.

А нам, вынужденным питаться в условиях практически полного отсутствия крепостного права, нам этот хруст интересен прежде всего как рукотворный эффект. Могущий быть воспроизведенным. Наподобие эксперимента в ядерной физике.

Так что современный, самодеятельный едок решительно предпочтет некоторым страницам Одоевского – некоторые страницы Лазерсона. В частности, вот эту – которую советую выучить наизусть: