Самуил Лурье - Полное собрание рецензий [litres]

Хотя и обидно вот так, с разбега, остановиться на 362-й странице. Только вошли во вкус.

А тогда вот что: пускай герой побудет в коме. Или не в коме. В необъяснимо нахлынувшем потоке видений – страниц на полтораста еще. Про первую любовь.

Поскольку искомая заветная тайна личности (поразительно светлой, надо признать) данного шестидесятилетнего дядьки заключается в том, что, когда он учился в школе (в лицее), у него была одноклассница. А у одноклассницы был желтый жакет.

«Любить затылок. Любить желтый жакет. Желтый жакет, в котором она появилась однажды в школе, золотясь на апрельском солнце, жакет, вошедший в мои стихи. С тех пор я не мог видеть ни одной женщины в желтом жакете без волнения и без приступа нестерпимой ностальгии.

…Я искал в течение всей жизни, во всех бывших у меня женщинах, лицо Лилы…»

И так далее. Главное – не стесняться. Не робеть. Не избегать т. н. банального. Вы же всемирно знаменитый прозаик.

Однако же не забыть под самый конец выплыть на глубину:

«А если все не так, и Некто показывает мне фильм непосредственно у меня в голове? Может, я только лишь отдельный мозг в питательном растворе, в бульоне, в стеклянной банке, подобный собачьим гениталиям, заформалиненный, и некий Манипулятор вводит стимулы с целью – заставить меня верить, будто у меня и тело настоящее было, и разные другие существа вели свою жизнь от меня неподалеку? А на самом деле имеются только Манипулятор и мозг. Но если мы только заспиртованные мозги, способны ли мы осознавать, что мы заспиртованные мозги, или наш удел – думать, будто мы являем собой нечто инакое?»

Отличный, кстати, вопрос для ЕГЭ.

Марк Солонин. Фальшивая история Великой войны

М.: Яуза, Эксмо, 2008.

Как же я рад, что эта книжка теперь есть. Что она такая. Что этот отчаянный автор вместо очередной исторической монографии – хотя бы она была, как прежние его труды, дотошной и блестящей, – нашел в себе такую силу и такую легкость. Взял и сочинил просто-напросто трактат о вранье. О практике вранья, о профилактике.

Сугубо на материале вранья специального, военного. Какие там используются ловушки. В которых застряв, человек становится дураком.

То есть на первый взгляд это как бы вакцина ограниченного действия: в эти ловушки вы больше не попадетесь, но сколько других расставлено кругом. Чудище-то стозевно, не говоря уже – лаяй.

Однако такие книжки приучают ум к правильной работе. Внедряют мыслительную гигиену.

Развивают нравственную интуицию. Что чрезвычайно важно в условиях, когда достоверная информация о реальных фактах недоступна.

Уметь угадывать, что вам лгут. Уметь не верить. Укреплять сопротивляемость интеллекта. Считать, например, заведомо фальшивыми любые, хоть самые раздокументальные, доказательства, если на них основан бессовестный догмат, употребляемый к тому же как злобный лозунг.

Потому что хотя лжецы и не бывают умны (а только бывают хитры), все-таки ложь порождается не глупостью как таковой. Глупость тут скорее потребительница, почти что жертва. Ложь (известно ведь, кто родной-то ее отец), по большому счету, всегда корыстна. Независимо от шкурного интереса отдельно взятых лжецов, имеет конечной целью порабощение людей, народов, человечества.

Промежуточные цели различны, но в общем сводятся обычно к тому, чтобы скрывать преступления.

Выгода глупости тут сравнительно ничтожна: самоуважение, душевный покой.

А беспрестанным совокуплением лжи и глупости дирижирует злая воля.

Но это все мои догадки. Марк Солонин в такие бессодержательные рассуждения не вдается. Как всегда, предельно конкретен. Вот этого, – что вам внушают сорок тысяч докторов исторических наук, – никогда не было. Потому-то и потому-то. И даже не могло быть, и вот почему. А зато происходило – как бы ни отрицали это сорок тысяч генералов – то-то и то-то. Что может быть подтверждено такими-то и такими-то свидетельствами. Которые стоит принять во внимание потому-то.

Попутно разбирается техника демагогии. Подробно, наглядно. Как официоз оперирует цифрами («процентный метод»). Как давит на эмоции («слезоточивый газ», он же – «плач Ярославны»: «был и остается важнейшим, базовым приемом фальсификации истории начала войны»; впрочем, автор считает его лишь модификацией «процентного метода»).

И все это было бы даже забавно, когда бы. Когда бы не бесчисленные трупы. На которых пляшет и пляшет ложь. Умножая глупость.

Если бы одну только главу из этой книжки – «Право на бесчестье» – включить в школьную программу. Просто как эталонный пример детектива. Мегрэ, Вульф, Пуаро и мисс Марпл только все вместе сумели бы с такой неумолимой отчетливостью, не пропустив ни единого звена, еще раз неопровержимо изобличить Катынского Убийцу.

Но лжи – логика не страшна. Злая воля уверена: глупость не выдаст. А то на что же и телевидение.

– Поэтому запишите, дети, и постарайтесь выучить наизусть такие слова из этой книжки. Мало ли – вдруг ее запретят:

«Всякого рода-племени человеку проще катиться вниз, нежели карабкаться в гору; проще ползать, чем летать. Проще искать козни проклятых „евро-каменщиков“, нежели научиться бросать мусор в мусорное ведро. Проще поверить в утешительную, хотя и явную ложь, нежели принять на себя ответственность за все – хорошее и мерзкое – в истории своей страны. И все же – постарайтесь не увлекаться „правом на бесчестье“. Не позволяйте заученной истерике профессиональных провокаторов вводить вас в состояние даже самого кратковременного беспамятства».

Кого-нибудь эта книжка, наверное, спасет. Чей-нибудь еще не растленный ум. К счастью, тираж, можно сказать, огромный: 12 000.

Валерий Шубинский. Даниил Хармс: Жизнь человека на ветруСПб.: Вита Нова, 2008.

Бумага белая-пребелая. Переплет твердый-претвердый. Страниц – за полтысячу. На предпоследней, перед оглавлением, – портрет автора с собакой на руках. Настроение у автора хорошее.

Книга тоже хорошая. В высшей степени приличная. Даже респектабельная. Солидная. Взвешенная. Обстоятельная. Объективная. Толковая. Полезная. Научная. Занимательная. С иллюстрациями. Взвешенная, главное.

Не похожая на свое название. А точно такая, какой должна быть биография классика. Без гнева и пристрастия. Без спешки. Слог равномерный.

«…Все они бросили вызов привычной антропоцентрической эстетике, стирая грани между большим и бесконечно малым, частью и целым, живым и механическим, общепризнанно высоким и общепринято низким, всем им свойственны, в большей или меньшей степени, элементы алогизма и особый остраняющий юмор. Но, может быть, главная граница, разрушенная ими, – это граница между серьезным культурным жестом и пародией…»