Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

Почему особый? Во-первых, во Владимире Набокове были заложены крепкие аристократические основы. Во-вторых, отменное образование и английский язык на уровне второго родного. Третье: несомненный талант. Блестящий и искрящий. Но была и четвертая причина успеха Набокова за рубежом: крепкий тыл, Вера Слоним – его жена, муза и охранительница очага. Женщина необычная – красивая и радикальная, по молодости носившая в дамской сумочке пистолет… чтобы убить Троцкого. Ершистая, любящая поспорить, неутомимая и упрямая. Она водила машину, печатала на машинке, занималась переводами и сочинением язвительных писем. Упорный литературный агент. Словом, за ней Набоков чувствовал себя как за каменной стеной, в надежном укрытии. Вера Набокова, в отличие от Лили Брик, была не хищницей, а защитницей. Женщиной, которая создала Набокова, – так считали многие критики на Западе. И не случайно Набоков большинство своих произведений посвятил жене.

В стихотворении «Встреча» (1923) Набоков писал:

Из письма Набокова Вере Слоним (8 ноября 1923 года): «Как мне объяснить тебе, мое счастье, мое золотое, изумительное счастье, насколько я весь твой – со всеми моими воспоминаниями, стихами, порывами, внутренними вихрями?.. Я люблю тебя, я хочу тебя, ты мне невыносимо нужна…» Через полтора года – 15 апреля 1925 года – они поженятся. Любопытное письмо жене из Парижа в Прагу, 10 мая 1937 года:

«Наношу прощальные визиты. Обедал с Буниным. Какой он хам!.. Зато Вера Николаевна хотя придурковата и еще все жаждет молодой любви… А Иван с ней разговаривает как какой-нибудь хамский самодур в поддевке, мыча и передразнивая со злобой ее интонации… жуткий, жалкий, мешки под глазами, черепашья шея, вечно под хмельком. Но Илюша ошибается: он вовсе не моей литературе завидует, а тому “успеху у женщин”, которым меня награждает пошловатая молва…»

Писатели о писателях – лучше этого не знать. Но не будем отвлекаться и ходить по боковым тропам. Предъявим визитную карточку.

Владимир Владимирович Набоков(до 1940года псевдоним В. Сирин; 1899,Петербург – 1977,Лозанна). Поэт, прозаик, драматург, критик, переводчик.

До переезда в США считался русским писателем и американским – после того как стал писать на английском языке. Помимо сочинительства известен как энтомолог, открывший новые виды бабочек, автор научных статей.

«…Неожиданным было сочетание с беззаветной влюбленностью в жизнь, склоняющей к предположению о покладистости, – строгой принципиальности и независимости самостоятельных суждений, завлекающей противопоставлять парадоксы шаблонным высказываниям…» (И. Гессен. Годы изгнания).

Расхожее выражение: хозяин – барин. Поэтому позволю вспомнить свое небольшое исследование-эссе к 100-летию Владимира Набокова «Как трепет бабочки жемчужной…» (книга «Страсти по Луне», 1999).

Набоков… «Лолита»… В сознании массового читателя (как говорил Набоков, «средних читателей», которым нравится, «когда им в привлекательной оболочке преподносят их собственные мысли») это сочетание привычно: автор и героиня одноименного романа оказались даже как бы повязаны. Но «Лолита» – всего лишь художественный вымысел, маленькая частичка богатейшей фантазии писателя. Интересно, а каким он был в жизни, этот самый эстетный, самый изысканный и самый загадочный писатель XX века?

Летом 1993 года в Коктебеле проходил Первый всемирный конгресс по русской литературе. В одной из его секций шла оживленная работа – дискуссия под названием «Владимир Набоков – русский писатель:??? или!!!». К окончательному выводу, с каким оставить писателя знаком – с вопросительным или восклицательным, специалисты не пришли.

Спор о Набокове продолжается. В апреле 1999 года исполнилось 100 лет со дня его рождения, и в связи с юбилеем множество набоковедов пытаются разложить творчество и жизнь писателя по полочкам и ящичкам, чтобы лучше его понять и классифицировать. Но пусть гадают, спорят и классифицируют без нас. Наша задача скромнее: хотя бы коротко рассказать о частной жизни Владимира Владимировича Набокова.

С 1943 по 1951 год в американских журналах появлялись главы из книги Набокова, которую принято считать автобиографической. И все же «Другие берега» – не автобиография в привычном смысле слова, это опять набоковский переплав, некое фантастическое преломление отдельных жизненных ситуаций и фактов. Как признавался сам писатель: «Я всегда был подвержен чему-то вроде легких, но неизлечимых галлюцинаций».

Детство и юность Набокова прошли в Петербурге, в особняке из розового гранита с цветными полосами мозаики над верхними окнами на Большой Морской (ныне ул. Герцена).

В 16 лет и без того богатый отпрыск семьи сделался мультимиллионером – умер дядя Владимира Набокова со стороны матери и оставил ему наследство, что позволило юноше иметь два роскошных автомобиля – «бенц» и «роллс-ройс». Для того времени это было захватывающе интересно, и дети с улиц бегали за автомобилем юного Набокова с криками: «Мотор! Мотор!..»

Что составляло мир молодого Набокова? Он увлекался коллекционированием бабочек, с азартом играл в футбол, сочинял стихи и расширял свои знания в Кембридже. Роскошный и интеллектуальный мир новоявленного денди рухнул в 1917 году. Из Петербурга пришлось бежать в Крым. Тревожным апрелем 1919 года пароход с оптимистическим названием «Надежда» увез в эмиграцию супружескую чету Набоковых и пятерых их детей. Старшему, Владимиру, было 20 лет.

Два десятилетия прожил Набоков в России и больше никогда в нее не возвращался. На корабле юноша не вздыхал тяжко и тем более не рыдал по утраченной родине. Он меланхолично писал стихи о кипарисах, о шелковой глади воды и о кристально чистой луне.

Начались тяжелые эмигрантские годы. Богатство и роскошь остались в России, и пришлось зарабатывать на жизнь нелегким трудом. В основном Набоков давал уроки. «Это обычно страшно утомляло меня, – вспоминал он. – Приходилось ездить из конца в конец города (речь идет о Берлине. – Ю.Б.). Я всегда вставал усталым. Писать приходилось ночью. Затем нужно было тащиться с места на место ради уроков. В дождь. В домах, где я давал уроки, меня кормили обедом. Это было очень любезно. В одном месте еда была действительно поразительная. И они с таким удовольствием кормили меня. Это осталось в памяти. Но были и другие. Они говорили после часового урока: «Извините, но мне нужно на работу, на работу…». И затем он ехал со мной в западную часть города, по дороге все время пытаясь заставить меня продолжать урок».