Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

Так или иначе, а возвращаться надо, и Смоленский возвращался после ресторана или кафе в свою маленькую квартиру, где они жили вдвоем с женой в одной комнате, тут же ели, тут же спали, в другой комнате рядом жила мать жены Смоленского, а третья комната была складом ненужных вещей, свалкой старого мусора, ванная была грязная, и во всей квартире дурно пахло. В воздухе, по свидетельству Берберовой, «стояло тяжелое, неподвижное уныние».

И слегка перефразируя Блока: «Так жили поэты». А далее чисто по классику:

Пил, разумеется, и Владимир Смоленский.

У Смоленского, как отмечает Берберова, была, видимо, врожденная тяга к алкоголизму. Его старший товарищ и учитель Владислав Ходасевич тоже попивал, но алкоголиком не был. Так, слегка. Приведу стихотворение Ходасевича «Веселье» (1928):

И еще Ходасевич:

У Смоленского восприятие жизни подчас не лишено романтической подкладки, или, скажем по-другому, романтических надежд:

Мечты, сны, фантазии… А явь? Реальность или, как ныне говорят, реал? Тут без разночтения, без разнопонимания. О мире Смоленский говорит категорично:

Владислав Ходасевич на 15 лет старше Владимира Смоленского. У них были отношения учителя и ученика. Но Смоленский не был единственным учеником и почитал Владислава Фелициановича настоящим мэтром. Смоленский понял истинную душу поэзии Ходасевича:

Смоленский успел написать несколько литературоведческих статей, в том числе посвященных Блоку и Ходасевичу. Ну, об отношении Ходасевича к Смоленскому можно судить по его письму к Берберовой (июнь 1937): «Я сижу дома – либо играю в карты. Литература мне омерзела вдребезги, теперь уже и старшая, и младшая. Сохраняю остатки нежности к Смоленскому (читал мне чудесные стихи)».

Какие? Может быть, эти?

А может быть, Ходасевичу понравились строки Смоленского об их общей родине – России, о советских порядках, о концлагерях в Соловках и других гибельных местах?

Концлагеря – это крайность. А быт – повседневность, которая тоже калечит и убивает людей. Не о крайностях, о реальной мирной жизни кричал подчас Ходасевич:

Жизнь идет вперебивку, меняя минуты отчаяния и печали на минуты тихой радости и даже бурного счастья.

Событием стало появление в Париже самого удачного прозаика русской эмиграции Владимира Набокова, который говорил про себя:

И вот в воскресенье 23 октября 1932 года (Бог ты мой, а я в Москве, и мне всего идет восьмой месяц, и, наверное, мама еще кормит меня грудью…) в квартире Ходасевича собрались Берберова, Терапиано, Смоленский и Владимир Вейдле с женой – приветствовать Владимира Набокова.

А спустя шесть лет, в 1938 году, в Париже в Русском театре шел спектакль по пьесе Набокова (тогда Сирина) – «Событие». В нем играли исключительно русские, но не только актеры, и одну из ролей сыграл Владимир Смоленский.

Уже после ухода Ходасевича в октябре 1944 года собрались поэты (из числа живых) в кафе «Грийон», и Берберова в своем дневнике вспоминала, как лет пятнадцать назад они гуляли в Тюильри веселой поэтической компанией: Ходасевич, она, Смоленский, Кнут и Юрий Мандельштам: «Все были немножко влюблены в меня, и я была немножко влюблена во всех».

Еще один русский парижанин – Юрий Терапиано, поэт, прозаик, критик, в переписке со своим коллегой Владимиром Марковым отмечал, что «перебирая бумаги, от нечего делать, наткнулся на пачку старых фотографий 1926 года. Ходасевич – еще с длинными волосами, Берберова, Кнут, Смоленский, Мандельштам (Юра)… “те годы!” – стало очень грустно». Оно и понятно: молодость, судьба, смерть.

Из той компании первым уйдет Ходасевич – 14 июля 1939 года в возрасте 53 лет. Гроб с колесницы до могилы несли Смоленский, Мандельштам, Вейдле и другие близкие к покойному поэту люди.