Дмитрий Лихачев - Великое наследие

Все эти усложнения гипотезы о поддельности «Слова», с моей точки зрения, свидетельствуют об отступлении скептиков с занятых ими позиций [291] Об отступлении скептиков и их бессилии твердо ответить на вопрос о том, когда, где, при каких обстоятельствах и кем создано «Слово», свидетельствует следующее высказывание А. Мазона в его последней книге: «Et notre embarres n’est pas moindre pour déterminer l’époque on il a vécu. Serait-ce un contemporain de l’imperatrice Catherine II, ou de Piérre le Grand, ou de Gizel’, ou de Kurbsky, ou bien des auteurs de la Zadonščina et du Skazanie о Mamaevom poboišče? Il serait téméraire de songer à situer dans un passé plus lointain cet auteur inconnu» (Quelques données historiques sur «Le Slovo d’Igor’» et Tmutorokan’… Paris, 1965. С. 145). , об их переходе к обороне, о необходимости под давлением научных исследований «Слова» «латать» и подправлять свою гипотезу. В результате не только аргументация скептиков приобретает все более и более лоскутный характер, не только становится лоскутной сама гипотеза, но лоскутный характер приобретает в их глазах и само «Слово», как бы состоящее из вставок, собранное по частям из различных источников и принадлежащее разным авторам.

Если скептикам в целом не удалось сколько-нибудь подробно и убедительно разобрать вопрос о несоответствии «Слова» XII веку, то защитниками «Слова» обстоятельно разобран вопрос о несоответствии «Слова» XVIII веку. В их работах показано несоответствие «Слова» историческим представлениям XVIII века, политическим идеям этого времени, представлениям XVIII века о древнерусском язычестве, знаниям древнерусского языка и т. д. Иной, не соответствующей «Слову» была в конце XVIII века предромантическая идеализация Средневековья. Не соответствующим XVIII веку оказался и фольклоризм «Слова»: «народно-готический стиль» XVIII века никак не мог быть связан со «Словом». В «Слове» нет ни рыцарских сюжетов, ни любовно-галантных – обязательных в произведениях XVIII века, посвященных Средневековью [292] Об исторической теме в XVIII в.: Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М., 1959. С. 516–517. . Наконец, защитники «Слова» обратили внимание на явные ошибки в Екатерининской копии с рукописи «Слова» в его первом издании, в его первых переводах и комментариях к нему. Эти ошибки как нельзя убедительнее доказывают, что первые издатели, переводчики и комментаторы «Слова» никак не могли быть его авторами. Трудно предполагать, чтобы авторы текста сами не понимали того, что они создавали, или, запутывая след подделки, давали бы нарочито неправильный текст, снабжали этот текст заведомо неверным переводом и комментарием в расчете на то, что через пятьдесят, сто или сто пятьдесят лет текст будет восстановлен, перевод заменен новым, а исторические, географические и прочие толкования удачно исправлены [293] О непонимании первыми издателями, переводчиками и комментаторами «Слова о полку Игореве» большой материал собран А. В. Соловьевым в статье «Екатерининский список и первое издание „Слова“» ( Соловьев А. и Якобсон Р. «Слово о полку Игореве» в переводах конца восемнадцатого века. Лейден, 1954). А. В. Соловьев приводит 55 случаев непонимания ясных сейчас для нас отдельных мест «Слова». .

Крайняя неполнота гипотезы скептиков о позднем происхождении «Слова о полку Игореве», отсутствие у скептиков ответа на ряд элементарных вопросов или сложность этих ответов, извилистость предполагаемого хода работы мистификаторов, наличие в гипотезе скептиков многоступенчатых допущений вместо конкретных аргументов, эпизодичность наблюдений, отсутствие целостного описания системы языка и полного целостного решения текстологической проблемы взаимоотношения «Слова» и «Задонщины», а также ряд просто неверных предположений делают гипотезу скептиков о позднем происхождении «Слова о полку Игореве» явно несостоятельной.

Прочитанная книга не исчерпывает собой произведений, которые можно было бы причислить к древнерусской литературной классике. Пополнить список древнерусских классических произведений можно было бы, например, «Киево-Печерским патериком», «Словом о погибели Русской земли», «Житием Александра Невского», «Сказанием о Мамаевом побоище», «Казанской историей», «Сказанием» Авраамия Палицына, «Повестью о Савве Грудцыне» и некоторыми другими. Но и тех произведений, о которых шла речь в книге, достаточно, чтобы представить себе, как разнообразна была литература Древней Руси, как много определила она собой в русской литературе нового времени.

Русская литература всегда была литературой патриотической и гражданственной. Она всегда была совестью народа. Ее место в общественной жизни страны всегда было почетным и влиятельным. Она воспитывала людей и стремилась к справедливому переустройству жизни.

Легкость, с которой русская литература включилась в общий поток развития европейской литературы в XVIII веке, объясняется в значительной мере тем, что она прошла большой собственный путь развития, имела плодотворный опыт и большие художественные и идейные достижения. Древнерусский опыт легко заметить и в высокой идейной направленности русских литературных произведений XIX и XX веков, в их гуманном внимании к «маленькому человеку» (особенно у Гоголя), в неустанных поисках смысла и правды жизни (у Достоевского, например), в грандиозности народной эпопеи «Война и мир», во многих острых художественных образах правдоискателей (например, у Лескова), в изящной летописной краткости прозы Пушкина, в лирической тревоге стихов Блока о России, в ритмичности прозы Белого, в темах стихов Максимилиана Волошина из русской истории, в образах прозы Б. Лавренева и во многом другом.

От своего начала и до последних дней русская литература едина в своем развитии. Она близко сопутствует русской истории и составляет ее существенную часть.

Когда мы говорим о возникновении летописания, то должны иметь в виду возникновение летописания именно как жанра, а не исторических записей самих по себе. Историки часто говорят о том, что летописание в Древней Руси возникло уже в X веке, но имеют при этом в виду, что некоторые сведения по древнейшей русской истории могли быть или должны были быть уже записаны в X веке. Между тем простая запись о событии, церковные поминания умерших князей или даже рассказ о первых русских святых не были еще летописанием. Летописание как особый жанр возникло не сразу.

Здесь и дальше «Слово о Законе и Благодати» цитируется с упрощениями орфографии по изданию: Розов Н. Н . Синодальный список сочинений митрополита Илариона – русского писателя XI в. // «Slavia». Roč. XXXII. Praha, 1963. S. 2.

Шевырев С. П . История русской словесности: В 4 ч. Ч. 2. М., 1860. С. 26.