Екатерина Ляпушкина - Введение в литературную герменевтику. Теория и практика

О частых ссылках на «универсальные законы человеческой природы» как о «важной особенности романов Тургенева» упомянул в своей монографии «Человек в романах И. С. Тургенева» и В. М. Маркович [4] Маркович В. М. Человек в романах И. С. Тургенева. Л., 1975. С. 29. . Однако, обозначив перспективность рассмотрения прозы (в частности, романов) Тургенева с точки зрения функционирования в ней афоризмов, автор оставил намеченный подход за пределами собственного исследования.

Приверженность Тургенева-прозаика к афористическим формулам очевидна. Сама частота включения афоризмов в повествовательную ткань произведений дает основания предполагать, что этот прием отражает некую существенную сторону художественного мировоззрения писателя, и думается, что именно поэтому вопрос об афористике Тургенева заслуживает большего, чем ему уделялось до сих пор, внимания.

В настоящей работе речь пойдет в основном лишь об одном произведении Тургенева – о романе «Рудин». Выбор этот продиктован следующими соображениями. Обозначенная особенность тургеневской прозы – обилие в ней афористических суждений, прерывающих единое повествовательное движение, – может быть признана универсальной лишь с известными оговорками. С одной стороны, она проявилась и в разных жанрах, и в разные периоды творчества писателя. Однако интенсивность этого проявления была различной. Наиболее многообразной функция афоризма оказывается именно в романной структуре. При этом, рассматривая романное творчество писателя, можно говорить об определенной тенденции, а именно тенденции снижения роли афоризмов в смысловой организации текста при переходе от ранних романов Тургенева к более поздним. Проблема афоризма в «Рудине» и проблема афоризма в «Дыме» по своим масштабам несоизмеримы – потому уже, что в «Рудине» самих афористических формул значительно больше. В «Рудине», как ни в одном другом романе Тургенева, эта проблема, так сказать, обнажена, она бросается в глаза. Поэтому представляется вполне логичным начинать исследование вопроса о функциях афоризма в прозе Тургенева с произведения, дающего наибольшие основания для постановки этого вопроса. Вместе с тем, поскольку речь пойдет об одной из устойчивых особенностей тургеневской прозы вообще, возможность обращения, в случае необходимости, к другим произведениям писателя остается открытой.

Прежде чем приступить к анализу заявленной темы, необходимо сделать одну оговорку, касающуюся терминологии. На сегодняшний день литературоведение не выработало ни четкого жанрового определения афоризма, ни упорядоченной классификации различных видов афоризмов, поскольку до сих пор не был предложен единый критерий, в соответствии с которым эти виды можно было бы дифференцировать. Так, классификация, приведенная в «Литературном энциклопедическом словаре», не вполне применима в деле конкретного анализа именно потому, что в основе ее заложены различные принципы. С одной стороны, она строится в соответствии с критерием авторства: анонимные афоризмы (гномы или сентенции) – авторские афоризмы (апофегмы или хрии), а с другой стороны, в этой же классификации прослеживается тематический принцип, на основании которого выделяются, например, хрии как ситуативно-анекдотические афоризмы и максимы как афоризмы моралистические. Неизбежным результатом сложившейся терминологической непроясненности становится достаточно произвольное употребление тех или иных жанровых поименований в современной научной литературе. Чрезвычайно показательным оказывается и суждение, высказанное одним из наиболее авторитетных современных исследователей паремиологической литературы Г. Л. Пермяковым: «Точного терминологического значения у слова „афоризм“ нет» [5] Пермяков Г. Л. От поговорки до сказки. М., 1970. С. 12. . Хотя сказано это было уже более тридцати лет тому назад, очевидно, что с тех пор терминологический статус этого слова существенно не прояснился. Не считая разрешение данной ситуации задачей предлагаемой работы, мы будем придерживаться в ней наиболее употребительных и наименее специфичных терминов «афоризм», «максима», «сентенция», имея в виду, что все они между собой находятся в отношении синонимии [6] Отказ от дальнейшей терминологической спецификации связан также с тем, что исследуемый в настоящей статье феномен представляет собой не столько литературный жанр, требующий для своего обозначения максимально точной формальной дефиниции, сколько своего рода «мыслительный» жанр. Речь идет о форме, отражающей определенный стиль мышления. Термины «афоризм», «сентенция», «максима» оказываются равно применимы для поименования этой формы, поскольку обозначаемые ими жанры обладают общим свойством – афористичностью . Для выделения каждого из упомянутых жанров это свойство является обязательным, но не достаточным (поэтому, собственно, и возникает необходимость в их дифференциации), но для характеристики того стиля мышления, который стал объектом внимания в данной работе, оно вполне достаточно, что и позволяет в данном случае использовать названные термины в качестве синонимов. .

Отсутствие разработанной теории жанра афоризма, естественно, осложняет задачу конкретного литературоведческого анализа, направленного на выявление особенностей функционирования данной жанровой формы в системе, например, романа. Поэтому прежде чем перейти непосредственно к тексту тургеневского «Рудина», необходимо по крайней мере обозначить те черты афоризма, которые имеют принципиальное значение в деле его жанрового определения. Понятно, что предлагаемая ниже характеристика не может претендовать на полноту в решении вопроса о жанровой специфике афоризма: в ней будут затронуты лишь те аспекты определения жанра, без выяснения которых дальнейший анализ представляется невозможным.

Жанр афоризма держится на представлении о гносеологическом и, следовательно, ценностном преимуществе общего, универсального, типического перед частным, единичным, индивидуальным. Последнее – в рамках данного представления – всегда познается через первое, как его проявление, манифестация, реализация. В афоризме, таким образом, утверждает себя дедуктивный способ постижения и интерпретации действительности.

Другая существенная сторона жанра связана с тем, что постулируемое афоризмом знание (о мире в целом, о человеке вообще, о каком бы то ни было свойстве человеческого характера и т. д.) претендует на то, чтобы быть абсолютным, непререкаемым, бесспорным, то есть оно претендует на статус истины, причем эта истина обладает своего рода интеллектуальной отрешенностью. Она предстает скорее как умозрительная, нежели как «зрительная» истина (что связано, конечно, с уже упомянутыми дедуктивными основаниями афористического жанра: его предметом становится общее, абстрактное, отвлеченное как источник объяснения единичного и конкретного). Своеобразная интеллигибельная основа жанра сказывается в его принципиальной без-óбразности: «…афоризм работает не с образом, а с мыслью» [7] Эпштейн М. Афористика // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 43. . Именно на эту черту как на жанрово-отличительную особенность указывают исследователи, сопоставляя максимы с пословицами: наряду с общими свойствами (наличие логической структуры, форма суждения, неизменяемость формы) выделяется критерий, по которому максима и пословица противопоставляются друг другу – обязательная для последней и противопоказанная первой метафоричность [8] См.: Барли Н. Структурный подход к пословице и максиме // Паремиологические исследования. М., 1984. С. 135. .