Екатерина Ляпушкина - Введение в литературную герменевтику. Теория и практика

Структурализм, действительно, подготовил и даже, можно сказать, породил из себя собственную оппозицию – постструктурализм, а также деконструктивизм (как разработанную на основе общефилософских принципов постструктурализма теорию литературы). Не случайно многие видные и влиятельные теоретики постструктурализма – Р. Барт, М. Фуко, Ю. Кристева, У. Эко, Ж. Лакан и др. – вышли из рядов именно структуралистов: в начале своего научного творчества они выступали как сторонники структуралистской доктрины.

Механизмы, приведшие структурализм к столь существенной переориентации, по сути дела, переведшие его на противоположные позиции, достаточно очевидны, и их действие может быть прослежено в самых разных направлениях. Так, расширение границ структуры за счет включения в нее все большего числа информационных уровней, невозможность остановить поток той культурной информации, которая оказывалась значимой при анализе художественного текста, делали сами границы структуры все более необозримыми и в конце концов неопределенными. Происходило своего рода размывание этих границ, и таким образом самые значительные, определяющие признаки структуры – целостность и закрытость – постепенно утрачивались, как, следовательно, и сама структура.

Аналогичные процессы происходили и в области изучения подтекстов: существенному переосмыслению подверглось само теоретическое обоснование понятия «подтекст», которое в результате трансформировалось в понятие «интертекст». Теория интертекстуальности, ставшая краеугольным камнем постструктурального литературоведения, предполагает рассмотрение литературного текста как своего рода открытого пространства, в котором осуществляется встреча принципиально неограниченного количества всевозможных других текстов – как предшествующих и современных данному, так и появившихся после него. Таким образом, данный конкретный текст рассматривается как синхронное сосуществование бесконечного числа фактов литературной действительности, границы которой, естественно, неопределимы, открыты. В результате от структурального рассмотрения текста как средоточия различных подтекстов, число которых, впрочем, поддается строгому определению, (то есть от рассмотрения текста как своеобразного результата действия центростремительных сил, под влиянием которых различные подтексты как бы «стягиваются» в единую точку – данный конкретный анализируемый текст) осуществляется переход к прямо противоположной концепции текста как результата акта децентрации (то есть текст рассматривается уже как результат действия центробежных сил, «разрывающих» его и в пределе превращающих, по выражению одного из представителей немецкого постструктурализма, М. Пфистера, в «пустое пространство»).

Можно привести и еще множество примеров метаморфоз, аналогичных описанным, – метаморфоз, в результате которых основные принципы структурализма были трансформированы в собственные противоположности. Однако нас интересует прежде всего герменевтический аспект данной проблемы. Понятно, что смена научной парадигмы не может не повлечь за собой и пересмотра тех герменевтических задач, которые провозглашались в границах парадигмы предшествующей. С точки зрения герменевтической проблематики переход литературоведения на позиции постструктурализма/деконструктивизма представляет собой не что иное, как очередную реакцию на примат «объясняющей» герменевтики. Литературоведение в очередной раз проявило «усталость» от постулированных в данном случае структурализмом сциентистских принципов и методов познания и в очередной же раз перешло на позиции «понимающей» герменевтики, соответствующим образом переосмыслив природу собственного герменевтического объекта.

С этой точки зрения, постструктурализм предстает как протест против любого проявления того, что он определяет как «империализм рассудка»: против догматизма, против рационализации гуманитарного знания, или, по определению Ж. Деррида, против «логоцентризма», под которым понимается, во-первых, стремление рациональной мысли отыскать во всем, с чем она имеет дело, первопричину, порядок и смысл, и во-вторых, претензия рационального разума на полное овладение истиной. Постструктурализм противопоставляет любой форме позитивистского знания (к которому, в сущности, он сводит любое вообще позитивное знание) собственную, исполненную негативного, скептического пафоса позицию – позицию отрицания принципов целостности и завершенности текстовой структуры, соссюровской теории знака как единства означаемого и означающего, коммуникативной функции языка, в том числе и языка искусства. Освободительные (от «империализма рассудка») тенденции собственной позиции постструктурализм видит в своем пристрастии к иррациональному, бессознательному, случайному, фрагментарному, нестабильному, принципиально незамкнутому, иллюзорному, неподдающемуся понятийному определению, в отказе от строгой научности, в приверженности рассматривать смыслы как неуловимые, или так называемые «скользящие» значения (определение Ю. Кристевой) и т. п.

На протяжении последних, по крайней мере, сорока лет именно постструктурализм оказался наиболее интенсивно развивающимся и влиятельным, в том числе и в области литературоведения, идейным течением. И на сегодняшний день позиции его представляются весьма прочными и стабильными. Было бы, однако, неверным рассматривать эти позиции в качестве обладающих абсолютной монополией в современном культурном пространстве, в частности, в пространстве современной науки о литературе. Постструктурализм сосуществует с различными как противостоящими ему, так и развивающимися параллельно с ним литературными – научными и критическими – направлениями (достаточно отметить, что, несомненно, уступивший былые передовые позиции структурализм тем не менее продолжает благополучно существовать – несколько потесненный, он отнюдь не оказался вытесненным из научного обихода).

В связи с этим совершенно закономерной представляется обнаруживающая себя в самых разных областях гуманитарного знания критическая реакция на постструктуральную доктрину. Особенно же показательной оказывается реакция, зарождающаяся в недрах самого постструктурализма – реакция, если не открыто скептическая, то во всяком случае выражающая известное сомнение или неуверенность в незыблемой истинности его философских, этических и методологических оснований. Одним из проявлений такого рода реакции стал, например, изданный в 1990 г. сборник статей У. Эко с весьма показательным и красноречивым заглавием «Границы интерпретации» (заглавием, строго говоря, несовместимым с самой постструктуральной философией), в частности, вошедшая в него небольшая работа «Два типа интерпретации». В этой статье постмодернист Эко, по сути дела, ставит вопрос об этической опасности бесконтрольной свободы интерпретации. Таким образом, на наших глазах вновь возникает то плодотворное для человеческой мысли в целом сомнение, которое не дает возможности этой мысли «застыть», «кончиться» и которое в конечном счете гарантирует осуществление ее дальнейшей истории.