Павел Крусанов - Хождение по буквам

Обычно тут не спорят – не застолбил делянку в памяти потомков, стало быть, помалкивай и не сопи из гроба. Но не таков Басыров – он не пожелал предать забвению любезных его сердцу умников и мудошлёпов, тех, кто блистал как мог, но оказался пасынком в питомнике у привередливой судьбы. К тому же пасынком вполне ещё живым и, возможно даже, как та лягушка, угодившая в горшок, всё ещё сбивающим из молока спасительное масло…

Их пятеро – по числу глав книги: поэты, чьи заклятия не жгли сердец, несбывшиеся прозаики, отказывавшиеся признавать фиаско, неукротимые упрямцы, месящие тугую глину (жизни) и при этом – любящие, предающие, отчаивающиеся, возвращающиеся, прощающие. (Боже, сколько шипения в таких человечных суффиксах!) Жизнь этих замечательных неудачников ярка, нелепа и трагична. И рассказ о них полон горькой правды. Правды и милосердия.

Вот финал истории:

И вдруг я понял, кто мы есть на самом деле.

Я достал мобильник и поднёс к уху.

– Алло, – отозвался Сергеев сквозь гул набирающей ход электрички.

– Знаешь, кто ты? – сказал я.

– Кто?

– Ты ангел.

– Ангел?

– Да. Ангел без крыльев.

– Что?

– Но у тебя ещё есть шанс.

– Ладно, я тебя не понимаю. Плохая связь. Позвони мне потом.

Я отключился и убрал телефон.

На душе было неспокойно.

У меня ведь тоже он был.

Этот шанс вырастить крылья.

Марат Басыров свой шанс не упустил, вырастил крылья. И книга эта – ни в коем случае не досужий междусобойчик. И не личный горький мартиролог автора. Марату удалось на собственных крыльях вознести своих героев в небеса символического и сложить их в безупречно опознаваемое современниками созвездие – созвездие Блестящих Неудачников. Так что будущие хрононавигаторы, взявшись прокладывать маршруты своих странствий по времени, непременно станут полагаться на эти небесные точки как на вернейшие из всех координат. Что ж, зачастую невероятными бывают не только победы, но и поражения. И ещё неизвестно, какое из двух этих событий просияет в грядущем звездой.

И последнее. Марат родился в 1973 году в Уфе – так он сам говорил и писал в соцсетях. Сестра его утверждает, что он родился в августе 1966-го в городке Стерлитамак, что в бывшей Башкирской АССР. Кто кого водит за нос, в общем-то не важно. Ведь уже упоминалось, что для тех, кто влип в петербургские силки, отсчёт начинается заново – и с этого момента их дела/слова меряются ответственностью высшей меры. В Петербурге Марат с начала 90-х. Учился в Техноложке, влюблялся, бедствовал, грешил, страдал, писал свои пронзительные книги. А 8 сентября 2016-го – быстро и нежданно умер. Лёг в больницу на плановую операцию, и что-то пошло не так… Возможно, в определённом смысле это можно расценить как милость – умереть на творческом взлёте, не пережив собственный талант. Но оставим – не наше дело эту волю обсуждать. Книга «ЖеЗеэЛ», выправленная Маратом и вычитанная, вышла через месяц после его смерти. Марат не пережил не только собственный талант, но и собственных героев, тревожную память о которых не согласился предать, хотя вряд ли они останутся ему за это благодарны. Таково свойство живых, если осмелишься коснуться их существа в попытке очистить от паразитарных наслоений и запустить в небеса символического.

Но Марату уже всё равно. Город его измерил и принял. Он – в небесном Петербурге, качается в его сетях, как в волшебных снах наяву, и продолжает спасать от забвения то, о чём успел поведать.

Есть в Петербурге два чудесных автора, которых ничто между собой не связывает, кроме обстоятельства их чудесности. Более того, они противоположны, разнесены по разным полюсам художественного глобуса, и даже эти полюса собой отчасти олицетворяют. Так бывает. Речь о Василии Ивановиче Аксёнове и Алле Горбуновой. Оба достойны слов признательности.

Василий Иванович Аксёнов родом из далёкой сибирской Ялани, что на четыреста километров вниз по Енисею от Красноярска, там его казацкие корни, там могилы его предков. И пишет он по большей части именно о своей малой родине, которая держит и не отпускает его, как старые родители, как первая любовь. Хорошо пишет, за что отмечен литературной премией имени Андрея Белого. А между тем он с 1975 года живёт уже не на енисейских, а на невских берегах. Здесь окончил истфак Университета, отсюда отправлялся в археологические экспедиции – копать курганы в Старой Ладоге, под Кингисеппом и под Волосово, здесь его дом, его семья. Но эту, ленинградско-петербургскую, вполне полноценную часть своей жизни в качестве литературного материала Аксёнов отчего-то не использует. Или почти не использует. Подумаем позже – почему.

Иное дело Алла Горбунова. Она родилась в Ленинграде, пишет стихи, литературную критику и странную, завораживающую прозу, лауреат премии «Дебют», окончила философский факультет Университета, переводится на иностранные наречия, младше Аксёнова на 32 года. Но странное дело – её, горожанку, подчас волнуют видения природы дикой, не прирученной, будто и её корни давит асфальт, будто и они тоскуют по иной земле:

Или вот:

Разумеется, круг тем у Горбуновой значительно шире, он не ограничивается приведёнными выдержками, но и она впускает Петербург в свои строчки весьма скупо. В чём дело? Живя в красивейшем городе земли, оба автора как будто боятся неловким прикосновением потревожить его красоту, спугнуть нечаянным словом его неописуемое обаяние, спустить взведённую пружину неназванной беды. Один умудрённый, другая на взлёте, стратегии письма, материал, творческий арсенал – совершенно разные, но оба ускользают в своих символических небесах от города, как от затаившейся опасности. Проблему эту кавалерийской атакой не решить, но обозначить следует.

Присмотримся внимательнее.

На протяжении многих лет в своих книгах Василий Иванович Аксёнов придерживается определённой линии, никуда не сворачивая и не отклоняясь. Что это за направление – попробуем сформулировать. Начнём с того, что персонажи его книг всегда люди обыкновенные (на первый взгляд), совершающие обыкновенные поступки. И действие романов Аксёнова, как уже упоминалось, происходит исключительно в Сибири, но не в городах, а там, где люди непосредственно соприкасаются с девственной природой – с тайгой, с рекой, с чистым или грозовым, но не оплетённым проводами небом. Войны, революции и прочие социальные и политические катаклизмы, происходящие в далёком внешнем мире, сотрясали и сотрясают и здешние вековые чащобы, но что они значат для людей, чьи предки пришли в эти медвежьи углы триста лет назад и научились жить в гармонии с первозданной природой? Случается по-разному. В чьём доме сохранился уклад дедов и прадедов, основанный прежде всего на духовной традиции, тому проще оставаться человеком при любых испытаниях. А утрата связей с ценностями традиции ставит личность на грань деградации и гибели. Это подспудно, ненавязчиво прослеживается на примере судеб персонажей.