Андрей Михайлов - Французский «рыцарский роман»

Иногда некоторые из стихотворных рыцарских романов, к рассмотрению которых мы приступаем, относят к числу «нравоучительных» («edifiants») [160], ставя их в один ряд, скажем, с «Ираклием» Готье из Арраса, и даже с книгами Роберта де Борона. Нам представляется, что подобная классификация ошибочна. Ошибочна по крайней мере с двух точек зрения. Во-первых, любой куртуазный роман нес в себе поучение; он был примером доблести, силы чувства, благородства и т. д. Нередко — богобоязненности и благочестия, хотя эти качества далеко не всегда оказывались выдвинутыми на первый план. Поэтому наличие или отсутствие «поучительности» является ненадежным критерием при классификации памятников романного жанра. Во-вторых, «поучительность» «трагических» романов совсем иная, чем сочинений, в той или иной мере призванных иллюстрировать христианскую догматику. Мы почти не найдем в этих романах навязчивого морализирования, хотя, казалось бы, эпоха была очень для этого подходящая. Напротив, эти романы отличает известная безморальность; по крайней мере, «мораль» в них довольно проста. Магистральный сюжет таких произведений — не поиски гармонии, а судьба человека в бесчеловечном обществе, в котором царит игра необузданных темных страстей, приводящая часто к бесчеловечным кровавым развязкам (отметим мимоходом, что такой же характер носят и некоторые жесты, например «Амис и Амиль», новые редакции которых возникают как раз вэто время).

Итак, стихотворных романов, начиная с середины XIII в., создано относительно немного. Перечислить наиболее характерные не составит труда. Это книги Филиппа де Бомануара («Безрукая» и «Жеган и Блонда»), запоздалый авантюрный роман «Клеомадес», написанный Адене-ле-Руа, который более известен как автор поздних переработок эпических поэм («Берта Большеногая» и др.), анонимный роман «Роберт Дьявол», «Роман о графе Анжуйском» Жана Майара, «Роман о кастеляне из Куси» некоего Жакмеса, наконец небольшая повесть «Кастелянша из Вержи». Сюда примыкают романизированные описания турниров (часто вымышленных), например, «Турнир в Шованси» Жака Бретеля (1285) или «Роман о Хеме» некоего Сарразина (1278). Их иногда включают в число рыцарских романов, но совершенно очевидно, что это произведения иного жанра (хотя и принадлежащие к рыцарской литературе), поэтому мы не будем на них останавливаться специально.

Как видим, памятников романного жанра, относящихся ко второй половине XIII в., немного. Не все эти произведения равноценны. Некоторые из них не вносят ничего нового в развитие жанра романа. Другие же несомненно значительны и говорят совсем не об упадке куртуазного романа, а о новом его и очень интересном этапе развития.

Одним из очень популярных произведений французской куртуазной литературы эпохи стал «Роман о кастеляне из Куси». Действительно, нам известны его голландская, английская, немецкая (Конрада Вюрцбургского) обработки. Кроме того, сюжет романа пересказан в итальянском сборнике «Новеллино» (новелла LXII) и в «Декамероне» Боккаччо (IV, 9). Впрочем, сюжет о съеденном сердце встречается в средневековых литературах разных народов [161]. Мы находим его в легендарной биографии провансальского трубадура Гильема де Кабестаня (конец XII в.), в одном анонимном французском лэ[162]. Видимо, сюжет этот относится к числу бродячих, и новелла «Декамерона» не обязательно восходит к нашему роману.

Его датируют приблизительно 70-ми годами XIII в. (на это указывает ряд реалий, а также стилистика книги). Но если вопрос о времени создания произведения так или иначе может быть решен, то значительно сложнее обстоит дело с поисками автора. В конце романа помещена стихотворная «загадка» (как это нередко бывало в средневековых памятниках), но ее решение мало что дает. Из этой «загадки» удалось извлечь, да и то предположительно, лишь имя поэта. Это некий Жакмес (или Жакмон Саксен). Но более о нем ничего не известно. Отождествление его с Жаком Бретелем, автором «Турнира в Шованси», в настоящее время убедительно опровергнуто М. Дельбуем. Но это так характерно для средневековья: мы очень мало знаем и о Кретьене де Труа, и о Жане Ренаре, и о Готье из Арраса. Впрочем, другие романисты второй половины XIII в., современники Жакмеса, их жизнь и их творчество известны нам несколько лучше (и Адене-ле-Руа, и тем более Филипп де Бомануар).

В герои романа выбран реально существовавший куртуазный поэт Рено де Маньи (или Ги де Турот), чьи стихи пользовались популярностью на рубеже XII и XIII вв. Этот факт следует отметить. Было бы ошибкой полагать, что легендарная биография Гильема де Кабестаня была наложена на жизненную канву трувера, который действительно, как и герой романа, погиб во время крестового похода (в 1203 г.), но в жизни которого не было такой любовной истории, как в книге. Здесь важно другое: напряженный лиризм стихотворений кастеляна из Куси дал сильный творческий импульс романисту. Повествование в книге несколько раз прерывается стихами поэта, и это не просто «документ», сообщающий большее правдоподобие рассказу. И эти стихи, и их лирический подтекст придают книге определенный тон. Это как бы музыкальная тема героя. Но роман полифоничен, и в нем звучат и другие мелодии. Их сочетание и их смена не случайны. Они подчинены сюжету.

Герой романа — бедный рыцарь. Это подчеркивается и вносит дополнительный штрих во взаимоотношения героев.

Их в этом произведении немного. Основных — три: сам герой, его возлюбленная, «дама Файеля», и ее муж сеньор де Файель.

Отметим еще одну важную (и новую) черту книги, отличающую ее, скажем, от произведений Кретьена. Здесь протагонист оказывается психологически статичным персонажем. Это не значит, что он неглубок, поверхностен. Напротив. С самого начала он предстает как носитель большого чувства, как человек, всецело поглощенный своей любовью. К тому же он отважный рыцарь и тонкий лирический поэт. Но все эти качества как бы изначально заданы, и с героем не происходит ни психологических трансформаций, ни смен настроения, ни глубокой внутренней борьбы. Развиваются другие герои. Это не означает, что они лишь переходят из одного психологического состояния в другое; в них открываются неожиданные страшные душевные пропасти. Это относится прежде всего к обманутому и жестоко мстящему мужу.

Но сначала займемся женой. Поэта очень занимает ее характер. Вначале она легкомысленна, кокетлива, капризна. Но и благонравна. Увидев, что чувство Рено к ней действительно серьезно и сильно, она отвечает ему спокойно и твердо:

До этого ей казалось, что любовь рыцаря — это условная литературная игра, нечто вроде вассального служения даме, в духе идей Андрея Капеллана и трубадуров. Но сила его чувства вызывает в ней не только гневный протест. Она пробуждает в ее душе нечто, о чем она и не подозревала, — какую-то смутную тревогу, волнение. Не менее, чем его любовные признания, трогают даму его песни: