Array Array - ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ (Курс лекций)
- Название:ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ (Курс лекций)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство Орел ГАУ
- Год:неизвестен
- Город:Орел
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Array Array - ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ (Курс лекций) краткое содержание
ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ (Курс лекций) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Весьма характерный пример для относительно изолированного от внешнего мира Египта. Слова «говорить» и «вещать» применимы были только к египтянам, остальные же ‘горностранцы’ не говорили, а ‘лопотали’, ‘бормотали’. Это, по мнению древних египтян, зависело от ‘неправильного’ положения языка во рту [45, с. 8]. Это не единственный пример, ср. рус. «немцы», т.е. ‘немые, не говорящие, не понимающие’ в народной этимологии, финно-угорское чухч, чукча ‘глухарь’, т.е. ‘не понимающий, не слышащий данного языка’ (откуда: чухари и т.п.). Подлинная этимология этнонимов в данном случае не столь важна.
Лингвистический опыт индивида ограничен в большинстве случаев двумя-тремя этническими языками, не безграничны и возможности лингвиста-исследователя. Как и многие особенности донаучных воззрений на язык, так и некоторые ‘заблуждения’ или ‘недостаточность’ теорий объясняются в той или иной мере монолингвистическим подходом. Нельзя не признать и положительной стороны монолингвистического взгляда в смысле положительного консерватизма, направленного на сохранение нормы, этнолингвистического пространства. Однако монолингвистический взгляд недостаточен без своей противоположности, полилингвистического взгляда, с которым он находится в отношении дополнительности, как и сами языки – отдельные картины мира. Как писал А.А. Потебня, «мысль о сравнении всех языков есть для языкознания такое же великое открытие, как идея человечества – для истории. И то и другое основано на несомненной... истине, что начала, развиваемые жизнью отдельных языков и народов, различны и незаменимы одно другим, но указывают на другие и требуют со стороны их дополнения... если бы языки были повторением одного и того же в другой форме, сравнение их не имело бы смысла» [86, с. 40].
Оба подхода, монолингвизм и полилингвизм, имеют место как в ‘бытовой лингвистике’, т.е. в личном опыте ‘наивного пользователя’ языка, так и в истории развития ‘официальной’ научно-лингвистической мысли.
1.2 АНТИЧНЫЕ И СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ВЗГЛЯДЫ НА СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ ЯЗЫКОВ
В античную эпоху, по словам И.М. Тронского, различия между языками не связывались с семантической сферой, а выносились наружу, в план выражения, в ‘звуковой состав слов’ [106, с.22-24]. План содержания, ‘совокупность значений слова’ признавался универсальным для всех языков, отражающим сущностные связи явлений объективного мира [45, с. 165-167]. Эта идея не умирает очень долгое время. Так, Кондильяк считает систему всех языков в основе одинаковой, разница же связана с употреблением разных знаков: французское выражение le livre de Pierre в этом отношении равно латинскому liber Petri.
Для античной философии, по оценке И.А. Перельмутера, характерны онтологические выводы (например, у Аристотеля) на материале одного, греческого языка [45, с. 167-168]. Этот монолингвизм выводит язык (в данном случае именно греческий, а также и греческое миропонимание, в противовес ‘варварскому’), а точнее, λόγος, на роль всеобщего знаменателя и всеобщего закона. До позднейшей античности сохраняется понятие единства, почти идентичности мысли и языка.
Для средневековой Европы характерен более широкий лингвистический кругозор в сочетании с монолингвистической ориентацией на латынь, как на эталон универсального языка. Следует сказать, что отголоски латинского монолингвизма, в более мягком виде, в виде лингвистического европоцентризма, сохраняются и до нашего времени. Традиционная система преподавания языков (в особенности, грамматики), сама лингвистическая терминология и приемы школьного лингвистического анализа вплоть до нашего времени почти полностью калькируют латынь.
Характеристические черты средневековых воззрений на язык и в особенности на универсальное в языках и не только в языках в наибольшей степени проявились в учении модистов. Следуя за Аристотелем в том, что истинное знание о чем бы то ни было, есть знание общего [3, с. 118], модисты основным предметом грамматики признавали общие, универсальные свойства языков. Само понятие универсалий восходит к проблематике Платона и Аристотеля, связанной с исследованием сущности, с исследованием единичного и общего. Считается, что термин универсалия вошел в употребление у модистов под влиянием переводов Аристотеля и неоплатоника Порфирия, сделанных Манлием Северином Боэцием. Интерпретация же этого понятия была неоднозначной, таковой остается она и до сих пор.
Идея, которая получила в дальнейшем наименование ‘концептуализма’, переводила вопрос о существовании общего в сферу понятий, концептов познающего сознания, а в дальнейшем – в сферу слов, обозначающих эти общие понятия, как, например, в учении Росцелина (ок. 1050-1120) и Пьера Абеляра (1079-1142). В понимании Абеляра, универсалии – слова, способные определять многие предметы, они возникают в процессе абстрагирования от единичных вещей, знания о которых человек получает в процессе чувственного опыта, существуют же они только в человеческом уме [98, с. 163-165]. Таким образом, чисто философский вопрос о соотношении материального и идеального мира приводит к рассуждению о посреднике между этими мирами, платоновской идее о мировой душе как посреднице.
Согласно французскому исследователю и составителю хрестоматии ранних лингвистических концепций Шарлю Тюро, философы XIII века, такие как Абеляр, Петр Гелийский и другие, расценивали грамматику не как искусство правильно говорить и писать, но как чисто умозрительную науку, которая ставила своей целью не прояснение фактов, а объяснение глубинных причин и premiers principes. Этот подход не безразличен и модистам, и современным лингвотипологическим концепциям (от лингвистики ‘как’ – к лингвистике ‘почему’).
Идея же посредника перетекает у модистов в проблему собственно лингвистического плана. Происходит это вместе с перенесением концепта общего, универсального из сферы, как это было бы сейчас сказано, экстралингвистической, в сферу языковую (полностью – в номинализме, или частично – в концептуализме или умеренном реализме). Но если у Боэция (и у Платона) мировая душа – которую, в определенном смысле, можно понять и как универсальный общечеловеческий язык – является посредником между миром материальным и миром идеальным, то для модистов как раз мир идей становится посредником между лингвистической и экстралингвистической сферой.
Особое почтение по отношению к языку, тем не менее, не приводит модистов к сколько-нибудь подробному и обстоятельному исследованию свойств конкретных языков. «Грамматика - одна и та же во всех языках, хотя частности и различаются», как было сказано Роджером Беконом незадолго до ‘эпохи модистов’. К его словам присоединяется и Роберт Килуордби: “Поскольку наука одинакова для всех людей, одинаков и ее субъект. Таким образом, и субъект грамматики должен быть одинаков для всех”. А посему, наука о языке, как подлинная наука, не может заниматься чем-либо помимо общих свойств грамматики, но на материале одного, самого универсального, т.е. латинского, языка – крайности универсализма и монолингвизма здесь сошлись воедино.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: