Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Тоже важный момент, прямо-таки сюжетообразующий – классический перформанс: нарядилась Степнова Водолазкиным… Князь Владимир Анатольевич то Дрюона процитирует: «негоже лилиям прясть» , то Мандельштама: «Россия, Лета, Лорелея» . Как-то невзначай в пореформенную эпоху забредут декаденты под ручку с Набоковым и залетит грузовой дирижабль Циолковского. Зачем? – не слишком понятно. Спасибо и на том, что обошлось без пластиковых бутылок. А потом М.С. забава до смерти надоест – в сад!

Авторские игры в стилистику хочется без промедления отправить в сад – не надейтесь, не получится. Будет вам по три прилагательных на одно существительное, будет вам мертворожденный авторский маньеризм: «Москва гомонила, визжала санями и девками, ухала, колыхалась внутри Кремля темной веселой жижей и то закручивала люд гулким водоворотом, то застывала, вылупив нахальные глаза и раззявив рот». Кто б объяснил, что такое «визжать девками»? И почему визжат сани? – не иначе, тормозные колодки износились. Будет и алмазная россыпь анекдотических эпитетов: « мозглые ноги», «сытная грязь», и даже «черносливовые тараканы» . Станет Марина Львовна вареньем потчевать – держите ухо востро: мало ли что… Особенно впечатляет «бесстыдно задравшая оглобли телега» , – доктор, да вы прямо маньяк какой-то! И это итог десятилетней работы над текстом? Да уж.

Стало быть, судари мои: Степнову – в сад. Пожизненно. Литературно-критический цех может визжать всеми своими девками, но повторяю… хотя что проку? Ведь второй том клятвенно обещан. Так просто не отделаешься.

Л. Улицкая . О теле души. М., Редакция Елены Шубиной, 2019

После «Кукоцкого» я старался обходить Улицкую стороной: скуловоротно скучна, десятка страниц вполне достаточно для пожизненной аллергии к печатному слову. Однако последний сборник все-таки прочитал в смутной надежде, что малая проза не столь травмоопасна. Но надежда, по верному слову Шаламова, – мать дураков.

Еще не открыв книгу, я знал, кто меня встретит: старая усатая армянка (грузинка, еврейка – нужное подчеркнуть), сла-адкая лесбийская парочка и поганое мужло – ироды и садюги, как их земля носит. Так оно и вышло: налицо и «старая еврейка с нежными усами» , и армяно-азербайджанские… э-э… ладно, трибады. Впрочем, не обошлось и без сюрпризов – авторесса приветствовала меня спотыкливым гекзаметром:

Виноват, Людмила Евгеньевна, не уразумел: чем срам-то прикрывают, руками или венком? И раз уж к слову пришлось, венок из укропа – явная аллюзия на Сафо: ну, вы поняли. Хотя, по-моему, тут к месту был бы венок из петрушки – греческий символ траура. Неумолимо тянет к гекзаметру: бессонница, Гомер… Простите, поддамся искушению.

Из чего обычно делается женская проза? Из платочков, из чулочков, из дефлораций, из менструаций. Л.У. несколько обновила стандартный набор: из лейкоза, из цирроза, из артрита, из целлюлита – возраст, сами понимаете. Но главные компоненты остались в неприкосновенности: духовно богатая дева и мужики-козлы – традиция же, начиная с графини Ростопчиной, грех посягать. Тем паче маркетологи из «Эксмо» еще три года назад предупреждали: «ЛГБТ и феминизм хорошо продаются» . В «Редакции Елены Шубиной» эту рекомендацию приняли особенно близко к сердцу: тут вам и «Сад», и разные прочие «Сестромамы». И «Тело души», само собой. По самым скромным подсчетам, команда Шубиной только за последний год трижды заработала статью 20.3.1. КоАП за действия, направленные на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола. Да живем-то мы по Оруэллу: все равны, но некоторые равнее. Улицкая, к примеру:

«Долго вычищала из памяти этого мужчину с колючей щетиной и садистическими наклонностями. И поклялась тогда больше с мужчинами дела не иметь».

«Алиса поклялась, что никогда не станет, как мать, игрушкой этих животных. Она и не стала».

Хватит? А то могу продолжить.

Сраное мужло в тексты допускают нечасто. И в единственном амплуа: полпред смерти. «Дракон и феникс»: брат умершей героини привозит ковер, которым накроют гроб. «Алиса покупает смерть»: невропатолог прописывает героине, желающей самоубиться, конскую дозу барбитуратов. «Туши, туши, где их души…»: свиньи мрут конвейерной смертью под ножом мясника. «Аутопсия»: патологоанатом с некрофильскими наклонностями. С этого места подробнее – ведь незабываемый типаж. И детали на редкость аппетитные:

«Коган любил свою чудовищную работу, особенно своих своевременно ушедших мертвецов – старых, измученных жизнью, облысевших, утративших бодрую растительность в подмышках и в пахах, их исхоженные стопы, шишковатые и мозолистые, обвисшие груди и мошонки».

Короче, ну на хрен этих членомразей, – с глаз долой, из сердца вон. Да вот ведь парадокс: вынесли их за скобки, помножили на ноль, – и писать тут же стало совершенно не о чем. Без мужика-козла наступает энергетический кризис: нет топлива, чтобы запустить заглохший мотор феминистской прозы. Приходится прибегать к суррогатам, к искусственной невротизации. Жила-была одна баба… а дальше что? Пожила – хватит с нее, теперь пусть помрет, что ли…

«Дракон и феникс»: «Почти два года, как напала на Зарифу эта проклятая болезнь. Сначала лечили в Мюнхене, там оперировали, потом переместились в Израиль, там проходили химию и облучение».

«Благословенны те, которые…»: «Единственная ее дочь, горячо любимая Эммочка, умерла в четырнадцать лет от острого лейкоза»; «когда жизнь Александры Викентьевны была налажена самым идеальным образом, случился инсульт, ее повезли все в ту же Боткинскую больницу, где она через несколько часов и умерла, не приходя в сознание», – прощайте же, сестры, вы честно прошли…

«Ава»: «Купили маленького серого пуделя Брома. Через месяц он заболел чумкой и, несмотря на старательное лечение, скончался», – пошто вы, тетенька, животину тираните?

Согласен, для веселия планета наша мало оборудована. Но когда в репертуаре всего один номер, пусть и смертельный, оскомина наступает безотлагательно. Хотя авторесса честно пыталась разнообразить фабульную монотонность за счет по-детсадовски наивной мистики. «Aqua allegoria», к примеру: Соню бросил муж, ж-жуткий тип – жареное мясо любил. После развода счастливая Соня перешла на яблочную диету и превратилась в яблочную же листовертку. И к чему мне это рассказали? – не ешь, Аленушка, листоверткой станешь?